Конь в пальто

Оглавление

Делать нечего, то есть делать есть чего: делать надо эксклюзивную морду и с нею лезть к министру за эксклюзивным интервью, хотя ничего интересного он все равно не скажет. Только надо понять, кем представиться, не то газетой «Знак», не то журналом «Суть», не то еженедельником «Труба». Кто из них мне это заказывал?

Я долго жду, пока объемная седая дама кокетничает с министром, задавая ему как бы острые как бы вопросы. Я вижу объемную даму на каждой прессухе, куда прихожу, она всегда сидит ближе всех к Самому, подчеркивая свою близость к власти, и задает сорок пять вопросов, выдающих глубокую осведомленность в узкоспециальных вопросах, и получает полный эксклюзив, потому что никому не интересны ее вопросы и даже ответы на них.

Министр собирается уходить и идет в мою сторону, и тут у него на пути возникаю я с диктофоном наперевес, у меня волосы дыбом, на сапоге расстегнута молния (пользуясь случаем, я сушила ногу под столом), и кричу: еженедельник «Труба», позвольте задать вам два вопроса?

— «Труба?» — говорит он. — А я вас помню…

Еще бы он меня не помнил, я к нему уже два года бегаю на пресс-конференции и всякий раз вопросы задаю.

И тут меня кто-то дергает за рукав, кто-то невыносимо маленький и красноносый, кто-то жалкий и грустный, как крохотная болотная кикимора, и говорит: извините, а можно я послушаю, я ничего не буду писать, я вам не помешаю, я только послушаю… Нет бы мне сказать, как мне тут на днях девушка с радио «Свобода»: «Нельзя, это эксклюзивный материал!» — нет, говорю я, слушайте, пожалуйста, от меня не убудет… Кикимора достает гомерический диктофон из гомерической сумки. И за спиной у меня вполоборота стоит какая-то рассеянная барышня и вглядывается вдаль, но мне некогда присматриваться к ней.

И вот мы разговариваем потом с кикиморой за стаканом вишневого сока и бутербродом, типа фуршет. «Я вас всегда читаю, — восхищенно говорит она, — вы так хорошо пишете!» И я таю, впервые видя живого читателя, и записываю ее телефон в гостинице работников рыбного хозяйства, и узнаю, что она из газеты… не помню… что-то вроде «Каракалпакские ведомости» или «Кзыл-Ординский вестник»… И даю ей свою визитную карточку, на которой нет ни слова правды, кроме имени Екатерина, Бекешиной я не подписываюсь, издание у меня сменилось, и я ей пишу домашний е-мейл и мобильный телефон, потому что она доброжелательный читатель, а такому человеку я и последнюю печенюшку отдам.

И потом в метро я задумываюсь и сажусь на поезд не в ту сторону.

И опаздываю на работу, где и так все стоит дыбом, а в конце коридора раздается звериный рев исполнительного директора.

Включаю диктофон. Из него льется только то, чем меня день изо дня терзает мой мальчик — хит-парад «Золотой граммофон», «Фабрика звезд», «Дискотека Авария», я перематываю вперед и назад — но я не слышу ни одного министерского слова, а одно только «я буду вместо, вместо, вместо нее твоя невеста, честно…»

Коллега Лариса, сидя за соседним столом, смотрит на меня клинически. И я роюсь в рюкзаке, который заменяет мне дамскую сумочку, и вытряхиваю из него дискеты, чехол от зонтика, помятые квитанции за квартиру (ой, надо платить за этот месяц), и кошелек, и две украинских «копийки», и пять европейских центов, и два пенса, и гору мятых бумажек, и список литературы для седьмого класса, и сломанную ручку, и мазь от крапивницы, и упаковку но-шпы, и полупустой флакон духов, которому уже шесть лет, а я еще только половину извела, и старые визитные карточки с прошлой работы, и пропуск на новую, и антисептическую замазку для прыщей, и папочку-прозрачку, и какие-то распечатки из Интернета… что-то я совсем как фокусник, уже самой интересно, сколько еще высыплется, разноцветные платки, букет искусственных цветов, белый кролик и старая накрашенная ассистентка. И вот… барабанная дробь… где же… где же… на обороте карточки парня из РБК… да! да! у меня записан вожделенный телефон доброй кикиморы в гостинице работников рыбного хозяйства!

И она у себя в гостинице, о счастье, и она рада дать мне прослушать запись, и она мне ее включает прямо в ухо, я различаю свое нервическое, но ужасно деловое блеяние, и суровый голос министра, и я спасена.

Наконец, лезу в Интернет перепроверить пару деталей — а там уже на новостной ленте все мои эксклюзивные вопросы и его эксклюзивные ответы в лучшем виде, превосходно кем-то записанные, плюс полный текст пресс-конференции, — так вот что безразлично стояло за моей спиной и смотрело в другую сторону! Можно было вообще не ездить, не спрашивать, не платить сто пятьдесят рублей водителю и не стоять в пробке… не надо звать, не надо ждать, а можно взять и прочитать. Как вы были правы, суровая девушка с радио «Свобода»! Теперь что-то писать бессмысленно, уже все написано и обнародовано, и еще один день моей жизни погиб зря, и никто в этом не виноват. Правда, без меня бы ему двух последних вопросов никто не задал, но это не греет, даже если я нацеплю на материал утешительный приз: «отвечая на вопрос нашего корреспондента, министр сказал»… Полный непрофессионализм, как и следовало ожидать.

Когда я выхожу из конторы, на дороге стоит роскошная гудящая пробка, и обезумевшие водители объезжают ее по мокрому тротуару. Из-под колес у них в разные стороны шмыгают ослепленные фарами пешеходы, и я тоже шмыгаю, метро, троллейбус, детский сад, опять я самая последняя.