Двадцать тысяч лье под водой

Оглавление

Дилон нашел тут множество остатков кораблекрушения: якори, инструменты, блоковые стропы, камнеметы, восемнадцатифунтовое ядро, обломки астрономических приборов, кусок гакаборта и бронзовый колокол с надписью: «Отлит Базеном», с клеймом литейной Брестского арсенала и датой «1785». Не оставалось ни малейшего сомнения!

Дилон, продолжая поиски доказательств, пробыл на месте катастрофы до октября месяца. Затем он поднял якорь и через Новую Зеландию пошел в Калькутту. 7 апреля 1828 года он воротился во Францию и был милостиво принят Карлом X.

В то же самое время Дюмон-Дюрвиль, ничего не зная об открытии Дилона, продолжал поиски следов кораблекрушения в совершенно другом направлении. Со слов одного китобоя ему стало известно, что у дикарей Луизиады и Новой Каледонии видели медаль и крест Святого Людовика.

Дюмон-Дюрвиль, командир «Астролябии», вышел в море и спустя два месяца после того, как Дилон покинул Ваникоро, бросил якорь у Гобарт-Тоуна. Тут он узнал о результатах поисков Дилона и, помимо того, ознакомился с показанием некоего Джемса Гоббса, помощника капитана «Юниона» из Калькутты, который утверждал, что, пристав к острову, лежащему под 8°18 южной широты и 156°30 восточной долготы, он якобы видел у туземцев железные брусья и куски красной ткани.

Дюмон-Дюрвиль, смущенный этими противоречивыми сведениями и не зная, можно ли им верить, решился все же идти по следам Дилона.

Десятого февраля 1828 года корвет «Астролябия» подошел к острову Тикопиа. Приняв на борт в качестве лоцмана и переводчика бывшего матроса, обосновавшегося на этом острове, судно взяло курс на Ваникоро. Подойдя к острову 12 февраля, «Астролябия», лавируя между его коралловыми рифами, только 20 февраля, преодолев рифовые барьеры, вошла в гавань Вану.

Двадцать третьего февраля матросы «Астролябии», вернувшись из обхода острова, принесли несколько малоценных обломков. Туземцы отказались указать им место катастрофы, отговариваясь непониманием. Поведение туземцев было подозрительным и наводило на мысль, что они плохо обошлись с потерпевшими кораблекрушение. Они как будто боялись, что Дюмон-Дюрвиль явился отомстить за Лаперуза и его злосчастных спутников.

Наконец 26 февраля, прельстившись подарками и поняв, что им не грозит расплата за содеянное, туземцы указали помощнику капитана Жаконо место катастрофы.

Там, на глубине трех-четырех саженей под водой, между рифами Паку и Вану, лежали якори, пушки, железные и свинцовые чушки балласта, покрывшиеся уже известковыми отложениями. Шлюпка и китобойное судно с «Астролябии» направились к этому месту и с большим трудом подняли со дна якорь, весивший тысячу восемьсот фунтов, пушку, стрелявшую восьмифунтовыми ядрами, одну свинцовую чушку и две медные камнеметные мортиры.

Дюмон-Дюрвиль, опросив туземцев, узнал, что Лаперуз, потерявший оба корабля, разбившиеся о рифовый барьер острова, выстроил из обломков небольшое суденышко и вновь пустился в плавание, чтобы опять потерпеть кораблекрушение… Где? Этого никто не знал.

Командир «Астролябии» воздвиг под сенью мангров памятник отважному мореплавателю и его спутникам. Это была простая четырехгранная пирамида на коралловом пьедестале. Ни кусочка металла, на который так падки туземцы, не пошло на этот памятник!

Дюмон-Дюрвиль хотел тут же сняться с якоря. Но команда «Астролябии» была изнурена лихорадкой, свирепствовавшей в этих местах, да и сам он был болен. Он мог пуститься в обратный путь только 17 марта.

Между тем французское правительство, полагая, что Дюмон-Дюрвиль не знает об открытии Дилона, послало на Ваникоро корвет «Байонез» под командой Легоарана де Тромлена, стоявший тогда у западного берега Америки. «Байонез» бросил якорь у берегов Ваникоро спустя несколько месяцев после отплытия «Астролябии». Никаких новых документов не было найдено, но выяснилось, что дикари не тронули мавзолея Лаперуза.

Вот все, что я мог сообщить капитану Немо.

– Итак, – сказал он, – по сей день неизвестно, где погибло третье судно, выстроенное потерпевшими кораблекрушение у Ваникоро?

– Неизвестно.

Капитан ничего не ответил, но знаком пригласил меня следовать за ним в салон. «Наутилус» погрузился на глубину нескольких метров, и железные створы раздвинулись.

Я кинулся к окну, и под коралловыми отложениями, под покровом фунгий, сифоновых, альциониевых кораллов, кариофиллей, среди мириадов прелестных рыбок, радужниц, глифизидонов, помферий, диакопей, жабошипов я заметил обломки, не извлеченные экспедицией Дюмон-Дюрвиля, железные части, якоря, пушки, ядра, форштевень – словом, части корабельного снаряжения, поросшие теперь животными, похожими на цветы.

В то время как я рассматривал эти плачевные останки, капитан Немо сказал мне внушительным тоном:

– Капитан Лаперуз вышел в плавание седьмого декабря тысяча семьсот восемьдесят пятого года на корветах «Буссоль» и «Астролябия». Сперва он базировался на Ботани-Бэй, затем посетил архипелаг Общества, Новую Каледонию, направился к Санта-Крусу и бросил якорь у Намука, одного из островов Гавайской группы. Наконец корветы Лаперуза подошли к рифовым барьерам, окружающим остров Ваникоро, в ту пору еще неизвестным мореплавателям. «Буссоль», который шел впереди, натолкнулся на рифы около южного берега. «Астролябия» поспешила к нему на помощь и тоже наскочила на риф. Первый корвет затонул почти мгновенно. Второй, севший на мель под ветром, держался еще несколько дней. Туземцы оказали довольно хороший прием потерпевшим кораблекрушение. Лаперуз обосновался на острове и начал строить небольшое судно из остатков двух корветов. Несколько матросов пожелали остаться на Ваникоро. Остальные, изнуренные болезнями, слабые, отплыли с Лаперузом в направлении Соломоновых островов и погибли все до одного у западного берега главного острова группы, между мысами Разочарования и Удовлетворения!