Младший брат

Оглавление

Если вы попытаетесь изобрести собственный шифр, то на вас всегда может найтись свой Тьюринг, который разглядит в нем незамеченную вами трещинку. Он будет с усмешкой прочитывать ваши «секретные» послания, где вы перемываете чьи-то косточки, производите финансовые операции, отдаете военные приказы.

Итак, я знал, что криптография защитит меня от жучков, но не был готов иметь дело с гистограммами.

Я вышел из вагона метро, махнул проездной карточкой перед турникетом и направился к выходу на Двадцать четвертую улицу. Как обычно, на станции ошивались всевозможные наркоманы, алкаши, святоши, мексиканцы с остановившимся взглядом и мелкие гопники. Не обращая на них внимания, я прошмыгнул к лестнице и взбежал по ступенькам на поверхность. Вся сегодняшняя порция дисков с «параноид-иксбокс» разошлась по рукам. Они больше не оттопыривали мою сумку, и ее легкость у меня на плече вызывала приятное чувство исполненного долга. Пружинистой походкой я зашагал вдоль улицы, оставив позади пристанционных проповедников, неутомимо наставляющих на путь истинный по-испански и по-английски.

Продавцы поддельных солнцезащитных очков уже разошлись, а их место заняли барыги, торгующие собачками-роботами, которые тявкали мелодию американского гимна и задирали заднюю лапу при виде портрета Усамы бен Ладена. Возможно, в их маленьких электронных мозгах спрятана какая-нибудь продвинутая программа, и я мысленно завязал узелок на память купить себе в следующий раз парочку песиков, чтоб разобрать и изучить внутренности. Не часто встретишь игрушку, способную узнавать человека по лицу. Эту технологию только недавно позаимствовали у военных для игорных заведений в попытке успешнее выявлять катал и шулеров.

Расправив плечи, я бодро шагал по Двадцать четвертой в сторону Портеро-Хилл и моего дома. Из ресторанов растекались запахи мексиканской кухни, навевая мысли о предстоящем ужине.

Не знаю, что меня заставило — может, интуиция, инстинкт, какое-то шестое чувство, — но я на ходу оглянулся и тут же понял, что за мной следят.

Их было двое: мясистые белые парни с усиками, похожие на копов или голубых байкеров, раскатывающих на крутых мотоциклах по улице Кастро — только у байкеров прически получше. Оба в застегнутых ветровках цвета старого цемента и голубых джинсах, у каждого на ухе по «блютузу». Я сразу подумал о том, что может висеть под такой ветровкой на поясе у копа, и вспомнил бэтманскую портупею дээнбиста в грузовике.

Я даже не сбился с ноги, только сердце заколотилось. В общем-то я предвидел это с тех пор, как взялся за тиражирование «параноид-иксбокс». Ребята из ДНБ должны были сообразить, чем я занимаюсь, несмотря на все принятые мною меры предосторожности. Недаром же дама с топорной стрижкой предупредила, что они с меня глаз спускать не будут, что я теперь «меченый». Только сейчас мне стало понятно, что все это время я ждал, когда меня арестуют и отвезут обратно в тюрьму. Ну и чего такого? Почему Даррела держат в тюрьме, а для меня должны сделать исключение? Чем я лучше него? Мне даже не хватило духу рассказать всю правду своим родителям. И отцу Даррела тоже.

Я ускорил шаг и мысленно провел инвентаризацию имущества. Так, в сумке у меня никакого компромата, если не считать мой скулбук с крякнутой операционкой, почтовой программой и прочим софтом. Но точно в таком же состоянии находится половина школьных ноутбуков. Я перекодировал память моего мобильника — разделил-таки на две части, открываемые разными паролями: одну для посторонних, на случай необходимости; а вторую для действительно секретной информации. Внешне скрытая секция выглядит, как ничего не значащая туфта — такой ее делает используемая мной шифровальная система. Поэтому никто даже не догадается о существовании тайного содержимого памяти.

Итак, дисков при мне нет, также как инкриминирующих улик в ноутбуке. Конечно, если они хорошенько покопаются в моем иксбоксе, вот тогда, как говорится, геймовер, игра закончена.

Я сделал все возможное, чтобы прикрыться, остальное от меня не зависело. И я замедлил шаг. От судьбы не убежишь. Я зашел в ближайшую забегаловку, где готовили буррито, и заказал себе один с начинкой из карнитас, рубленой свинины, и с дополнительной порцией сальсы, острого соуса. Хоть пожрать напоследок. Взял еще большой стакан ледяной орчаты, напитка из риса со сладковато-водянистым вкусом рисового пудинга (гораздо приятнее, чем может показаться).

Стоило мне приняться за еду, меня тут же охватило необычайное спокойствие. Либо я отправлюсь за решетку за свои «преступления», либо нет. Все равно мне не предоставили полной свободы, а лишь вывели на прогулку на длинном поводке. Моя страна перестала быть моим другом; мы находились по разные стороны фронта, и эту войну я, очевидно, проиграл.

Парни вошли в забегаловку, когда я доедал буррито и подумывал заказать на сладкое чуррос, пончики с коричным сахаром, жаренные во фритюре. Наверное, им наскучило дожидаться снаружи, особенно когда стало ясно, что речь идет о тяжелом случае обжорства.

Они подошли к стойке и остановились позади меня, перекрыв путь к отступлению. Я забрал свои чуррос от симпатичной старушки за прилавком и подал ей деньги, торопливо откусывая от пончика прежде, чем обернуться — хотелось успеть насладиться моим десертом, может быть, последним за долгий-долгий срок.

Я обернулся. Они стояли так близко, что я различил прыщ на щеке у того, что слева, и каплю, выглядывающую из ноздри того, что справа.

— Простите, — сказал я и попытался протиснуться между ними. Тот, что с соплей, чуть подвинулся, не пропуская меня.