Клад Стервятника

Оглавление

— Ты, надеюсь, еще помнишь, что такое зыбь? И что бывает с тем, кто окунется туда по самые помидоры?

Что такое зыбь, я помнил. Очень даже хорошо.

В пору моего сталкерского ученичества, когда я еще только постигал на своей шкуре сакральный смысл слова «отмычка», случилось мне лазать по Болотам с одним старым хрычом, татарином Фаридом. Фарид был занудным сталкером, моим татарстанским земляком, родом из славного местечка Тетюши, шут знает как попавший в свое время в Зону, да так и прижившийся тут. Дела его шли ни шатко ни валко, и он нередко брал с собой молодых стажеров, а правильнее сказать отмычек, вроде как в долю.

Сыпались они с ним на аномалиях, как перезревшие яблоки ветреной ночью, никакие детекторы не спасали.

Потому что Фарид никогда особо не жалел отмычек и совсем не берег их. Ведь он мало чем рисковал, увлекая с собой еще зеленого напарника. Зона все спишет. И мы для него были разменной монетой, чем- то вроде платы за хороший хабар Хозяевам.

Через это он и поплатился.

На второй день поисков в Северных Болотах «маминых бус» — ни черта их там нет, кстати, можете и не соваться — Фарид кинул гаечку в одно место, показавшееся ему нечистым. Та прошла как по маслу, и я следом за нею — тоже. По колено в черной болотной воде.

Фарид двинулся следом, и тут вокруг него разом вскипело кубометров пять воды.

Сам не знаю как, не чуя под собою ног от страха, я — боком-боком — подобрался к нему, уцепил под мышки и выдернул из воронки, которая только-только еще разрасталась в болоте. И даже сумел оттащить в относительно безопасное место, под защиту кустов мутировавшего ивняка — твердых, как арматура. Но лишь глянул на Фаридовы ноги, на все его тело ниже пояса, тут же понял: дело труба.

Что-то там в зыби еще было. Какая-то зараза аномальная. Потому что ноги Фарида болтались, как у резиновой куклы, из которой выпустили воздух. Мало того, в его бахилах и заправленных в них штанинах что-то такое жутко хлюпало. И чем дальше, тем тошнотворней!

Хотел уж я Фарида на себе за Периметр переть — молодой был, гуманизм школьный еще из меня не вышел весь…

Но пока обламывал сучья для волокуши, пока обкусывал их клещами, без которых нормальный сталкер в Зону не ходок, все уже было кончено. На месте тела Фарида я с ужасом увидел обширную бурую лужу с несколькими кровавыми жгутами. Зона растворила Татарина ко всем чертям.

Меня походя тошнило минут двадцать. Но не «да канца», а лишь до желудочного сока и огненных игл в глазах. Так-то вот…

Потом один из бывалых, суперсталкер Барсуков, которому я всегда поклонялся как богу, сказал мне, что, по всему видать, Фарид в болоте тогда «гриб» нашел. Или «батарейку», хотя и редки они на том уровне. И тишком сунул в карман, почему-то забыв сообщить мне, своему напарнику, о такой нехилой находке. Крысой он был порядочной, этот Фарид. И желудком. А еще земляк называется!

— Не отпустили его Болота, — убежденно сказал тогда Виталий Палыч Барсуков. — Не захотели отдать «грибок». Вот и устроили Фаридке зыбь. Болота это умеют.

— А как же я тогда прошел? — тихо спросил я Виталия Палыча. — Я же первым шагал…

— «Гриб» тогда Болотам был нужен, — крякнул сталкер. — А ты, видать, им без надобности.

И прибавил со значением:

— Пока что.

Поэтому я помнил, что такое зыбь. Даже чересчур хорошо.

Но еще я знал, что Слон сгинул именно в зыби. Слово Аспида крепкое, и своего патрона Бая он в заблуждение не введет, даже сидя в «мясорубке» или брюхе псевдоплоти.

— Там все размягчается на раз, — сообщил Комбат зловещим тоном. — Камни, металл, бетон — зыби плевать, что разбирать на молекулы.

И видя, что на меня его заклинания ни грамма не действуют, поспешно усилил градус:

— Ты сначала увязаешь в ней ногами. Потом проваливаешься по грудь, дальше — подбородок. Затем судорожно хватаешь ртом воздух и понимаешь, что больше не можешь вздохнуть — ребра уже как кисель, и все мышцы окончательно атрофировались…

Я молчал как партизан. В рукаве у меня был козырь, о котором Комбат, похоже, и не подозревал.

— А потом, — садистски подмигнул мне коварный сталкер, — зыбь перемалывает тебя на молекулы. И молекулы твои тщательно перемешивает с молекулами всей прочей дряни, которую она уже успела засосать туда прежде. Ничего натюрмортик, а? Так что по всем существующим на сегодня воззрениям всяких ученых мужей, которые — яйцеголовые, не нам с тобою чета, достать карту Стервятника из зыби просто нет никакой фи-зи-че-ской возможности.

Оценивающе глянул на меня и прищелкнул пальцами прямо у меня под носом.

— Что умолк, Трубач? Язык проглотил?

Вместо ответа я приложился к бутылке пенного, аккуратно промокнул губы носовым платочком — я ведь диджей, музыкант, интеллигент, в общем. А затем кротко спросил:

— Ты такого Севарена знаешь? Который сварганил «Наутилус» и много чего еще?

Укол был адресный и ювелирно точный. Комбат вылупился на меня, точно я вдруг превратился в кровососа.

— Ну… Вроде того.

— А Трофима? Некробиотика? Вы ведь вроде знакомы?

— Спрашиваешь! Нормальный мужик.

— Ну тогда, значит, и Гордея знаешь?

— Гордея припоминаю смутно. Кажется, встречал в бытность на «Янтаре», в лагере. Щуплый такой? Задохлик?

Я кивнул. Действительно, щуплый. Правда, Комбат не знал, что при не слишком внушительном телосложении Гордей обладает поистине стальными руками-клещами и растяжкой, делающей честь любому «черному поясу» по карате-до. Но сейчас это к делу не относилось.

— Видал, только мельком. А что за угадайки ты тут разводишь?