Живая земля

Оглавление

– Понимаю, – сказал Денис. – А что за рожа на столе?

– Понравилась?

– Да.

– Мой новый герой, – объяснил Годунов, звеня посудой на кухне. – Некто Геннадий Суховлагин. Сейчас его судят. Шумный процесс, большой резонанс и прочее. А старый дядя Гарри подписался настрочить беллетризованную биографию злодея. Халтурка, короче говоря.

– А что натворил злодей?

– Государственное преступление. Крайней опасности. Посягнул на самое святое. На первую статью Конституции. На принцип прозрачности жизни гражданина.

Денис вернулся на кухню, и они выпили. Хорошо выпили – стоя, без закуски, приязненно глядя друг на друга.

– Спать будешь там, – старый дядя Гарри показал куда-то себе за спину. – Только надо купить новые простыни. Жрать в доме нечего, но тут недалеко есть приличная забегаловка. На вот тебе денег…

– У меня есть, – сказал Денис.

– Возьми-возьми. Тебе еще надо шмотки купить, тут в таких свитерах не ходят.

– Вообще, я по делу приехал, – сказал Денис, но тут Годунов метнул предупреждающий взгляд – как будто факелом взмахнул – и почесал переносицу указательным пальцем, а затем, мгновенно сдвинув палец вниз, приложил к губам. Денис понял и кивнул.

– И что? – спросил он. – Накажут его? Этого вашего злодея?

– А как же.

– И наказание – естественно, высылка?

– Хо! – воскликнул Годунов, сгребая со стульев и швыряя в мусоропровод пластиковые тарелки. – Не угадал. Из Новой Москвы никого не высылают. Как ты вышлешь человека, если в него деньги вложены? Его растили, его учили. На него рассчитывали. Его защищали от морозов. Ему сделали дороги, чтоб он по ним ездил. Наконец, в него имплантировали информацию, а информация – это, друг мой, самое дорогое. Купол над твоей головой стоит триллион юаней, но даже он – чепуха по сравнению с суммой информации, вложенной в голову каждого местного жителя. И что теперь – взять такого парня и просто отправить на все четыре стороны? Ты, Денис, плохо думаешь о властях Пип-Сити. Тут все продумано. Тут все очень строго. Тут, если ты провинился, тебе все посчитают, до копеечки. Ты на каком языке думаешь?

– На русском.

– И говоришь тоже на русском?

– Конечно.

Старый дядя Гарри развел руками:

– Тогда плати. Государству. За сбережение языка. За Тредиаковского, за Державина и Пушкина Александра Сергеевича. Они этот язык создали, а ты на халяву пользуешься. Или живи как все, по закону, и пользуйся продуктом Александра Сергеевича бесплатно – или, если не уважаешь законы, верни деньгами. Кутузов победил Наполеона – верни должок. Рокоссовский взял Берлин – ты торчишь денег стране, родившей Рокоссовского. Гагарин в космос полетел – вся страна радовалась. Что это значит?

Денис пожал плечами.

– Это значит, – строго сказал Годунов, – что на радостях твой прапрадедушка заделал твоей прапрабабушке ребеночка! А потом, через три поколения, и ты появился на свет. Плати за Гагарина! И за Королева, который его ракету построил! Хочешь уйти из города – верни должок и отваливай ко всем чертям.

– Круто придумано, – искренне сказал Денис.

– А ты думал? Преступнику Суховлагину предъявят счет на несколько миллионов червонцев – пусть башляет. Отберут имущество, оставят пару штанов и рукавички рабочие, переселят с респектабельной улицы Трахтенберга куда-нибудь на окраину, под стенку. Потом имплантируют стыд, сожаление и муки совести. Большую дозу. Мужик будет месяц плакать и рвать на себе волосы, а потом – в ассенизаторы, пожизненно. Не отдаст – дети отдадут, внуки. Насчитают штрафные санкции, сделают поправку на инфляцию, и вперед… Весь род Суховлагиных будет ассенизировать, до пятого колена, и проклинать своего предка… Это Новая Москва, пацанчик. Самый серьезный город на всем белом свете.

– И что он сделал, этот Суховлагин?

Годунов осмотрелся. Кухня все еще не походила на место, где готовят пищу, но уже не походила на нечто среднее между читальным залом и свинарником.

– Продавал секретную информацию. Расписание регламентных работ сервера Министерства внутренних дел.

– А что такое…

– Это тебе знать не надо, сынок. Тебе надо знать, что слово «регламент» является в Новой Москве ругательным, ты его не употребляй, а если при тебе произнесут это слово – разворачивайся и молча уходи. Или можешь в лоб дать.

– Лучше в лоб, – ответил Денис. – Только… Мне не все понятно. Как можно имплантировать стыд и муки совести?

Годунов посмотрел внимательно, пожевал бледными губами.

– Сам поймешь, – сказал он. – Присаживайся. Чаю попьем. Правда, его еще найти надо…

– Насчет халтурки ясно, – произнес Денис, набравшись смелости. – А вообще, что пишете?

Годунов недоуменно пошевелил бровями:

– В смысле?

– Ну… – Денис изыскал дополнительную смелость, – настоящую новую книгу – пишете?

Старый дядя Гарри печально ухмыльнулся:

– Не задавай глупых вопросов. Откуда мне знать? Вчера не писал, сегодня тоже не буду, а завтра оно ударит в голову – и напишется. Или не напишется. Или напишется, но не то. Сначала придумать надо. Ну, то есть… Сначала надо решить, чем думать. Потом придумать. А уж потом – написать. А бывает – пишешь, не думая, потом перечитаешь, – Годунов сделал страшные глаза, – и говоришь: ничего себе! Такую мощную штуку захочешь – не придумаешь!

– Я не понял, – сказал Денис, – а что значит «решить, чем думать»?

Годунов улыбнулся.

– Это значит, – сказал он, – что ты, например, сейчас ничем не думаешь. Если бы думал хотя бы головой, то обратил бы внимание, что минуту назад старый дядя Гарри посоветовал тебе не задавать глупых вопросов.