|
Оценить:
|
Интервенция
5
Джекоб задал вопрос. Потом повторил. Мужик тупо глазел на него – и в его взгляде было столько же мысли, сколько жизни на Марсе. Журналист задал вопрос в третий и в четвертый раз, сформулировав его иначе – с помощью слов и выражений, всплывших откуда-то из подсознания. Откуда-то он понял, что спрашивать нужно именно так и именно такими словами… Это возымело действие.
– А чо… А я ничо…
– Так откуда ты взялся, сука позорная?
– Да это… Хотел вот отлить в канаве… А на тракторе ведь в канаву не въедешь… Вот я и пошел отливать.
– Так ты откуда?
– Ну, выпил я. Да, выпил. А что, нельзя? И пошел отливать. На тракторе-то, говорю, в канаву не въедешь…
Джекоб не был специалистом по ведению допросов. Но уж интервью-то он брать умел. И не у таких брали. Поэтому он решил зайти с другой стороны:
– А ты кто?
– Я? Вася…
– Так откуда ты, Вася? Где живешь? Кем работаешь?
– Да я ничо… Хотел, говорю, отлить…
– Ты откуда?
– Я – Вася…
…После того как допрос пошел на пятый круг, у майора сдали нервы. Он, выдав жуткое ирландское проклятие, выхватил пистолет и разрядил в пленного всю обойму. Тот обмяк и повис на руках конвоиров.
Пару минут майор тупо глядел на покойника, потом до него стало доходить, что он сделал что-то не то… Дело не в том, что он пристрелил этого придурка. Офицер бывал в горячих точках и приобрел соответствующие привычки. А там чаще всего поступают подобным образом. Беда была в другом – этот тип, возможно, понадобился бы разведке. А что самое страшное – рядом оказался журналист, которому о таких эксцессах лучше бы не знать.
О’Нил беспомощно огляделся.
– Все в порядке. Он оказывал сопротивление и пытался бежать, – успокоил его Джекоб. – Я готов это подтвердить.
– Мы тоже подтвердим, – отозвались десантники, притащившие мужика.
– Черт побери, не знаю, что на меня нашло, – пробормотал майор и вытер лоб рукавом. – Но откуда все-таки взялся чертов трактор?
Пока десантники готовили вторую полосу, майор вместе с Джекобом пытались разобраться с этой загадкой. Результат был нулевым. Следы гусениц упирались в бетонную дорогу – и дальше ничего понять было нельзя. Но самое-то главное – откуда эта сволочь появилась? На милю во все стороны простиралось совершенно открытое пространство. Аэродром, как ему и положено, был обнесен бетонным периметром. Журналист с майором проехали вдоль него – периметр был цел. Что касается въездов на территорию аэропорта – так они все находились под контролем. В ближайших зданиях – в аэровокзале, в диспетчерской башне, возле ангаров – тоже часовые. Тем более что те же ангары и другие служебные помещения тщательно проверили до приземления самолета. Никакого механизма там не обнаружили.
Но все-таки главная загадка заключалась в том, что на поле было довольно много солдат, которые вообще ничего не делали – а следовательно, пялились на садившийся самолет. Не могли же они ничего не заметить! Джекоб упорно опрашивал солдат, выясняя, видел ли кто-нибудь, по крайней мере, как трактор выехал на полосу. Нет, все в этот момент смотрели куда-то в другую сторону. Отвернулись на миг. Вот и сам журналист возился с аппаратурой. Кто-то чихнул, кто-то еще почему-то отвернулся.
– Не нравится мне все это, босс. Очень не нравится, – подвел итог Риккардо.
Город собачьих глаз
«Нынешний Санкт-Петербург представляет странное и необычное зрелище – словно декорация к фантастическому фильму. Города не коснулись ни военные действия, ни сколько бы то ни было серьезные гражданские столкновения. Внешне Санкт-Петербург практически цел, если не считать нескольких десятков зданий, пострадавших от прокатившихся в середине прошлого года погромов выходцев из Кавказа. Конечно, при более внимательном рассмотрении можно увидеть разбитые витрины, разграбленные магазины и прочие свидетельства деятельности вандалов. Но, тем не менее, вступая в город, в котором почти год не было никакой власти, мы ожидали увидеть куда худшую картину. Город производит впечатление не разрушенного, а именно поспешно брошенного.
То есть он в значительной степени пуст. Точно неизвестно, сколько осталось в нем жителей, но по очень приблизительным и малодостоверным оценкам – не более двухсот тысяч человек. Огромные, имеющие неземной вид районы, так называемые novostroyki, стоят совершенно заброшенные. Можно проехать много миль по прямым бесконечным проспектам и не увидеть ни одной живой души, за исключением стай одичавших собак и обнаглевших крыс. По слухам, здесь обитают только разнообразные маргинальные элементы.
Оставшееся население ютится в исторической части города – но даже она настолько велика, что это небольшое число людей совершенно в ней теряется. Однако некоторые места выглядят на удивление оживленно. Дело в том, что люди обитают вдоль многочисленных местных рек, поскольку водопровод не работает, и жмутся друг к другу из соображений безопасности. Нет в городе и электричества – за исключением отдельных домов, жители которых сумели приспособить различные механизмы в качестве генераторов.
Трудно понять, чем жители добывают себе пропитание, откуда они берут горючее для тех же генераторов. По моим сведениям, до сих пор продолжается разграбление стратегических запасов продовольствия, склады которого существуют в городских подземельях. Кроме того, продолжают действовать кое-какие мастерские, их продукцией горожане торгуют с обитателями окрестных деревень. Парадоксально, но существует и какая-то торговля – не только уличная, но даже и мелкие лавки. Главной же проблемой горожан является не недостаток продовольствия, а многочисленные преступные группировки. Горожане сумели сорганизваться и в местах компактного проживания создать нечто вроде комитетов самообороны наших пионеров. Это помогает защищаться от мелких хулиганов и мародеров. Однако против более серьезных группировок они ничего предпринять не в состоянии. Вообще, поразительная смекалка жителей Петербурга в делах личного выживания сочетается у них с полной общественной пассивностью.
