Смерть на брудершафт. Фильма 7-8

Оглавление

Не то Питер с прилегающими губерниями. Содом и Гоморра, Авгиева конюшня!

Добро б дело было только в прямых вражеских разведчиках! Столица кишела дельцами, которые торговали чем придется, в том числе и секретной информацией, если она попадала к ним в руки. Воры-поставщики и казнокрады-чиновники становились легкой добычей шпионов-шантажистов. А еще от военной усталости расплодилось множество пацифистов, сторонников мира любой ценой, и поди разбери, кто из них желает остановить кровопролитие из страха за отчизну, а кто германский агент влияния. В городе 160 тысяч солдат запасных батальонов, у серой скотинки одна мечта — любой ценой задержаться в тылу и не попасть на фронт. Среди этой массы потенциальных бунтовщиков (между прочим, вооруженных) снуют агитаторы-большевики, которым хочется, чтобы империалистическая война переросла в мировую революцию, а для этого нужно, чтобы Россия потерпела поражение. И если борьба с революционной пропагандой — головная боль Охранного отделения, то подрывная деятельность в пользу врага — это уже забота контрразведки. Не будем забывать и про 400 тысяч питерских рабочих. По какому ведомству прикажете числить забастовку, устроенную на оборонном заводе во время исполнения сверхсрочного и архисекретного заказа? Что это — пролетарская солидарность или германские козни?

Вот какими головоломными докуками была занята голова Алешиного начальника. Срочный вызов в кабинет к Козловскому обычно означал, что какую-то из своих муторных проблем подполковник хочет свалить на плечи товарища, тоже, между прочим, много чем обремененные.

Поэтому поручик переступил порог насквозь прокуренной комнаты не без опаски и сразу, разгоняя ладонью сизый дым, сварливо сказал:

— Лавр, ну какого беса? Ты же знаешь, я колдую над реактивами.

Глаза чуть не заслезились от крепкого солдатского самосада, которым в последнее время увлекался князь, но приспособились к ограниченной видимости, и Алексей обнаружил, что обращается к пустому стулу. Подполковник сидел не за письменным столом, а на диване, в удивительно расслабленной позе, нога на ногу, и пил чай с лимоном. Еще оказалось, что Козловский не один. Рядом с ним, тоже со стаканом, сидел ровно, будто палку проглотил, невысокий военный с вензелем на погонах — флигель-адъютант, полковник, весь с иголочки.

— Виноват. — Романов вытянулся. — Поручик Романов по вашему приказанию…

— Брось, Лёш, — перебил Козловский. — Это свой, можешь без официальностей. — И полковнику, который внимательно смотрел на вошедшего, поглаживая небольшую бородку: — Вот он. Тот, кто тебе нужен. Прошел огонь, воду и серную кислоту. — Повернулся к Алексею. — Это мой старый товарищ по полку, Жорж, то есть Георгий, как тебя, Александрович?

— Ардалионович, — тихо сказал незнакомец, попрежнему изучая поручика.

— Георгий Ардалионович Назимов. Тот самый.

Уточнение, произнесенное особенным тоном, несомненно означало, что князя навестил тот самый полковник Назимов, который с недавних пор возглавляет дворцовую полицию и личную охрану государя императора.

— Сидим вот с Жоржем и, как две хворые бабы, на болячки жалуемся.

Представить себе Козловского жалующимся на здоровье было невозможно, и Алексей понял, что сетуют бывшие однополчане друг другу на тяготы службы. От Назимова, в некотором роде коллеги, начальнику контрразведки можно было не таиться.

— Вы начальник дворцовой полиции? — всё же спросил Романов, отвечая на пожатие маленькой, но сильной ладони.

— Да, на мне лежит высокая ответственность — обеспечивать безопасность его величества. Это раньше мы были дворцовая полиция. — Сдержанная улыбка тронула малоподвижное лицо Назимова. — Теперь государь живет в поезде, поэтому правильней сказать «поездная полиция».

— Садись, Алеша, не торчи. — Князь кивнул на кресло. — Чайку вон себе налей. А ты, Жорж, переходи сразу к делу. Романов на лету схватывает.

Про полковника Назимова даже в профессиональных кругах мало что знали. От своих предшественников он отличался незаметностью, вечно держался в тени, влиять ни на политику, ни на придворную жизнь не пытался.

Если судить по внешности и манере держаться, человек это был серьезный и на свое место попал не по протекции, но, согласно Алешиной табели о рангах, всё равно принадлежал к породе «болонок», пускай и первого класса. Что за работа у царских телохранителей? Глядеть в оба и вгрызаться в штанину каждому, кто приблизится к августейшей особе без разрешения. Еще, наверное, нужно уметь ходить на задних лапках и иметь хорошо расчесанную шерстку.

Ход своих мыслей перед «болонкой первого класса» поручик, конечно, не обнаруживал, а слушал очень вежливо, демонстрировал чрезвычайную внимательность. Импонировало, что такой большой начальник разговаривает с мелкой сошкой, младшим офицером контрразведки, без фанаберий. Как с равным.

— Понимаете, — рассказывал Назимов доверительно и как бы даже смущенно, — в личной охране его величества служат специально отобранные люди, молодец к молодцу. По многу лет. Это, с одной стороны, хорошо, потому что опыт, доскональное знание обязанностей и всё такое. С другой стороны, это очень плохо. Рутина и строго установленный распорядок притупляют бдительность, ну и вообще — притупляют. А время-то сейчас какое. Война. И какая война! Не та, что прежде. Немец стал другой, наш внутренний враг тоже вызверился, кругом ожесточение, все друг другу глотки рвут. А у меня, Алексей Парисович, все по старинке…