Псоглавцы

Оглавление

Кладбищенская роща закончилась, и за дальним её краем во мгле Кирилл увидел усадьбу Шестакова: бетонный забор, краснокирпичные острые фронтоны, черепичные кровли и спутниковую антенну. Где Шестаков прячет псоглавцев? В подвале? Или у них логовища в лесу, как у зверей? Или они живут на карьерах, ведь Саня Омский называл их «торфяными гапонами»?..

Возле бетонной ограды шестаковской усадьбы стоял тёмно-синий микроавтобус, но Кирилл не успел задать себе вопрос, почему их «мерс» находится здесь, а не у церкви. Впрочем, до церкви было недалеко. Она поднималась на невысоком взгорье, окружённая раскидистыми деревьями, бурьяном и кучами кирпича. Где-то там Гугер и Валерий готовили страшную фреску к переезду в музей. Как псоглавцы отнесутся к тому, что их бога увезут?..

— Ты боишься здесь жить? — спросил Кирилл у Лизы.

Лиза долго думала.

— Жить… не страшно… — прошептала она. — Страшно… уйти.

Кирилл понял, что напоминает ему местная жизнь, все эти вымытые одноразовые тарелки. Это мир после ядерной войны, мир на руинах. Или жизнь бомжей на свалке. Кто они, обитатели деревни? Те же бомжи на свалке цивилизации. Но ведь и у бомжей на свалке есть какие-то жилища, а в них — мебель, посуда, вещи, механизмы, даже аппаратура… У бомжей есть свои отношения, иерархии, правила… Примитивные, убогие, жалкие, страшные…

В Калитине разве не так же? Здесь свой владыка — Шестаков, своя столица — его особняк, своя работа — в усадьбе, свой транспорт — дрезина, свой энергоноситель — торф, свой бог — Псоглавец и своё великое прошлое — зона.

17

На дрезине восемь километров оказались серьёзным расстоянием. За церковью потянулись пустоши с руинами лагерных бараков, потом — перелески и поляны. Дрезина, глухо стуча, катилась по узкоколейке в торфяной мгле, а из мглы неожиданно выплывали какие-то унылые, заброшенные виды, полные остервенения и тоски.

Казалось, что дорогу проложили сквозь некое событие, которое всё вокруг перекалечило, но теперь уже завершилось. Вот чёрное, сухое, искорёженное дерево у насыпи. Вот огромный дощатый ангар с провалившейся крышей. Штабеля брёвен. Железный мост без опор и ограждений, перекинутый через узкую лощину, что густо заросла ивняком. Берег реки, внезапно подошедший к насыпи узкоколейки и сразу отошедший в туман. Ограда из колючей проволоки на столбах и распахнутые ржавые ворота, некогда преграждавшие рельсовый путь.

Дрезина делала километров 20–30 в час. На трассе такая малая скорость вымотала бы Кириллу всю душу, но сейчас, со встречным ветром и в кабине без дверей, выглядела вполне убедительной. Интересно, думал Кирилл, а там, на карьерах, есть ли кольцо или разворотный круг для дрезины? Иначе ведь дрезине придётся возвращаться задним ходом, кузовом вперёд.

Лиза молчала, а Кирилл ничего не спрашивал. Движение сквозь мглу гипнотизировало, мерный перестук колёс удерживал в трансе, будто барабаны буддистов, зыбкие картины тихо ворошили сознание, и боязно было шевельнуться, словно Кирилл прятался от кого-то и шевелением мог выдать себя.

В дымной мути открылось обширное пространство — дрезина выкатывалась на карьеры. Но Кирилл толком не понял, что же такое он видит. Какая-то равнина, распаханная на прямоугольные лоскутья, длинные полосы канав, цепи невысоких земляных горок с почти отвесными склонами. Кое-где топорщились облезлые шапки кустов. Всё скрадывал стелившийся понизу дым.

Лиза остановила дрезину возле приземистого крутобокого холма. Гарью запахло гораздо отчётливее.

— А где торфяные карьеры? — разочарованно спросил Кирилл.

— Там. — Лиза кивнула в сторону.

— Они большие?

— Мелкие… Но ши… рокие.

Лиза выпрыгнула из кабины и полезла в кузов за лопатой и мешками. Кирилл тоже вылез и задумчиво поднял с дорожной насыпи плотный, бесформенный кусок земли. Это была даже не земля, не глина или суглинок, а какой-то превратившийся в землю бурый ком спрессованного сена. Торф. Неужели эта дрянь, похожая на коровью лепёху, способна заменять дрова, уголь, нефть и газ? Кирилл бросил торфяной ком обратно на шпалы и отряхнул ладони.

Лиза уже отошла в сторону и лопатой ковыряла бок ближайшего холма. Холм был высотой метра два. Кирилл направился к Лизе.

Холм оказался буртом — горой готовых торфяных брикетов, вроде штабеля ящиков. Все окрестные холмы были такими же буртами. Здешнюю зону, похоже, ликвидировали в авральном режиме: вывезли контингент и оборудование, а всё остальное — постройки, готовую продукцию, торфяные разрезы — бросили как есть, на хрен. Прошло больше пятнадцати лет. Постройки обрушились или криво осели, доски и брёвна рассохлись, железные конструкции заржавели, канавы заросли травой, рыхлые карьеры разъехались, некоторые обгорели в низовых пожарах, бурты превратились в горы типа низеньких терриконов.

Наружный слой торфяных брикетов высох и рассыпался, дожди замесили торфяное крошево в тесто, а жара испекла его, как хлебную корку. Лиза и другие жители Калитина взламывали эту корку лопатами и доставали из глубины буртов уцелевшие брикеты. Каждый брикет был размером с коробку от обуви. Кирилл взял один в руки — брикет весил килограмма полтора и на ощупь казался неожиданно горячим: в буртах, как в печах, на пригреве лета сам собой зрел будущий огонь.

Лиза привезла с собой пять мешков. Кирилл прикинул: наполнять мешки брикетами торфа Лиза будет примерно час.

— Лиза, послушай, — позвал Кирилл. — Я хочу походить, посмотреть, как тут всё… А вернусь — и помогу, утащу мешки в кузов. Хорошо?