Притворщик

Оглавление

Вот меня и направили в тот курортный поселок, немного юго-западнее Симеиза, с задачей организовать этому финансовому гению самый настоящий дефолт во весь рост. Задача серьезно осложнялась требованием руководства, чтобы смерть этого самого Салеха обязательно выглядела как самый настоящий и бесспорный несчастный случай. То есть он мог неудачно упасть в ванной, разбиться в автокатастрофе, отравиться несвежим кебабом, тихо скончаться от запора в сортире или от сердечного приступа на одной из местных давалок... Как угодно, лишь бы его смерть не выглядела насильственной. Сорваться со скалы, сгореть при пожаре, подавиться персиком, утонуть...

Несколько дней я гулял вокруг да около этого красавца, стараясь не привлекать к собственной персоне лишнего внимания, наблюдая и прикидывая варианты. Охрана у него оказалась просто на зависть: пятеро звероподобных бородачей с автоматами и гранатами на поясе в виде личных телохранителей и свыше десятка крепких, напоминающих бультерьеров, хорошо подготовленных молодых людей из числа местных кадров, цепко просеивающих взглядами окружающих. Работали они нагло и достаточно грамотно, плотно держали его в движении, занимали все столики в ресторане вокруг того, за которым располагался клиент. Двое из «личных» оставались в его номере на ночь, даже если в гости приходили «дамы». Вот и попробуй в такой обстановке треснуть клиента башкой об угол ванны, поцарапать отравленным ногтем или подсыпать какую-нибудь гадость в утренний кофе.

Но все-таки я его сделал, и он сам мне в этом помог. Дело в том, что этот араб просто-таки обожал море и плавал как рыба. В отличие от своей охраны. Выросшие в горах бородачи плавать не умели вообще и воды боялись. «Бультерьеры» из местных на воде держались, но не более того. Вот и говори после этого о том, что крымские татары – коренное население этого полуострова. Пастухи – да, земледельцы – допустим, но не рыбаки. Те – пловцы хоть куда...

Он обожал проводить день-деньской на пляже, мелькая мускулистым торсом сквозь кольцо охраны. Много плавал и плавал стильно. Высоченный, сухой, с длинными руками, он, казалось, был самой природой создан для того, чтобы бороздить воду. Такого точно бы не поперли из школы олимпийского резерва, а мой бывший тренер сдувал бы с него пылинки и выдавал талоны на усиленное питание.

Еще любил забираться на вершину отстоящей метров на сорок от берега скалы и прыгать с нее «ласточкой», заходя в воду вертикально и почти без брызг. На все предостережения охраны с берега и моря: «Не надо, опасно», только смеялся и махал руками.

В тот вечер он, как всегда, залез в воду часа за полтора до заката, чтобы не опоздать к вечернему намазу. Немного поплавал, красуясь перед дамочками, и привычно направился к скале. Глубина под ней была метров пятнадцать, и он играючи доставал дна. Так получилось и в этот раз. Вошел в воду и пошел на глубину, вытянув перед собой прямые руки и мощно работая ногами и всем телом. Я ожидал его внизу, за выступом подводной скалы, держась за водоросли и почти сливаясь с окружающим пейзажем благодаря коричневато-зеленовато-грязно-белой раскраске «мокрого» водолазного костюма, дыхательного аппарата и даже маски с ластами. Когда он почти коснулся дна, я напал на него сверху. Левой рукой обхватил его за шею и подбил, вернее, потянул подбородок, поднимая его вверх. Большим пальцем правой надавил под кадык и тут же сцепил обе руки, жестко фиксируя шею... Обхватил ногами его талию и крепко сдавил. Он задергался как большая и мощная рыба, пытаясь освободиться, но очень скоро затих, хотя воздух не выдохнул. Я повис на нем, не разжимая захвата, по возможности, ровно дыша и отсчитывая секунды. Не как в коварном зарубежье: «Миссисипи один, Миссисипи два...», а по-нашему: «Моссовет один, Моссовет два...». На исходе сороковой секунды он в последний раз сильно дернулся, и тут его легкие не выдержали давления, он вдохнул воду и обмяк в моих ласковых объятиях. Все, отлетался, соколик, в смысле, отнырялся.

Я еще недолго, с пару минут, пообнимал его для страховки, потом отпустил. Он заскользил ко дну, а я, сориентировавшись по наручному компасу, поплыл строго на юг. Через двадцать минут принял правее, на юго-запад или, как говорят на флоте, на зюйд-вест. Еще через час повернул строго на запад, направляясь к поселку Форос.

Поднялся на поверхность и стянул маску и содрал с головы капюшон. Увидал в небольшом отдалении огни, в уши ударило разудалое, в стиле «ретро»:

...нать велосипед,

В глухих лугах его остановлю,

Нарву цветов и подарю букет

Той девушке, которую люблю.

Все правильно, как мне и говорили при инструктаже: «Ориентир – дискотека в Форосе». Приехали...

Избавившись от снаряжения, осторожненько поплыл к берегу, держа чуть правее, и скоро оказался в небольшой, освещаемой огнями сверху, уютной бухточке. Причем, не в одиночестве: кто-то плескался в воде, кто-то, сидя на бережку, выпивал, кто-то знакомился с дамочками («Мы с другом из Ма-а-асквы, а вас как зовут?»). Из-за сарайчика с лежаками доносились вперемежку стоны и громкое сопение, знать, кто-то уже познакомился и торопился достичь консенсуса.

Ежась от холода, я вылез из воды и, пошатываясь от усталости, двинулся по тропинке вверх. Возле вырытых неизвестным доброхотом земляных ступенек за камушком обнаружил шлепанцы и полотенце. Обулся и начал что было сил растираться, пытаясь унять дрожь.

На небольшой полянке горел костер. Спиной к палатке за разложенной на земле газеткой сидел какой-то человек. Я подошел ближе. Заслышав мои шаги, он поднял голову – средних лет, с простецким, незапоминающимся лицом. Чем-то отдаленно напоминающим мое собственное.