Златокудрая Эльза

Оглавление

Голос его задрожал от внутреннего волнения. Елена же слышала в нем только досаду и озлобление.

– Боже, как ты несправедлив! – воскликнула она, поднимая глаза, полные слез. – Рудольф, ты грешишь! Что сделал тебе Эмиль, что ты с таким озлоблением преследуешь его?

– Разве для того, чтобы узнать характер человека, нужно получить от него оскорбление? – гневно произнес он. – Дитя, это тебе нанесено оскорбление, но ты ослеплена. Настанет день, когда ты убедишься в этом и прозреешь. Если бы я приложил все усилия, чтобы чаша миновала тебя, все равно это не привело бы ни к чему. Теперь ты видишь во мне варвара, оскорбляющего тебя в твоих лучших чувствах. Ты сама заставляешь меня предоставить тебя себе до того момента, когда ты придешь искать утешение от него у меня на груди. А что должна делать та, которая будет связана с ним навсегда?

Фон Вальде вышел в другую комнату, захлопнув за собой дверь. Елена некоторое время сидела, словно пораженная громом, а потом, с трудом поднявшись и держась за стены, вышла из комнаты.

Ею овладело чувство глубокой горечи и ненависти к брату. Ей казалось, что она жутко виновата перед Эмилем уже в том, что подобные речи коснулись ее слуха. Он никогда не должен был узнать, что позволил себе говорить о нем ее брат, но после этого она ни в коем случае не могла допустить, чтобы Гольфельд пользовался гостеприимством в Линдгофе. Она должна была, конечно, не называя причин, предложить ему вернуться в Оденбург. Но перед этим предложить ему выяснить отношения с Елизаветой.

С этими мыслями Елена вошла в столовую, а когда несколько минут спустя там появился Гольфельд, приняла его со спокойной ласковой улыбкой и рассказала, что ее брат дал свое согласие относительно приданого невесты, не спросив ее имени. Она выразила желание видеть сегодня же Елизавету у себя, и Гольфельд, обрадованный спокойной манерой, с которой она говорила, согласился на это. Было решено, что свидание состоится в четыре часа в павильоне. Гольфельд тотчас пошел, чтобы от имени Елены отдать соответствующие распоряжения. Как удивилась бы она, если бы услышала, что лакею было велено пригласить фрейлейн Фербер к трем часам, а дворецкий должен был все приготовить в павильоне к этому времени, никак не позже!

19

Когда слуга из Линдгофа позвонил у калитки Гнадека, Елизавета сидела в сенях и плела гирлянду из плюща, а мисс Мертенс держала в руках наполовину готовый венок из астр. Могила на кладбище Линдгофа была убрана. Сегодня между пятью и шестью часами пастор назначил торжественное предание земле гроба с бренными останками прекрасной Лилы, и гирлянды послужат ее последним украшением.

Посоветовавшись с матерью, Елизавета приняла приглашение. Вскоре после ухода слуги явился Рейнгард. У него был озабоченный вид и на вопросы мисс Мертенс он ответил, что фон Вальде явился из Тальлебена в ужасном состоянии духа.

– Вероятно, впечатления, вынесенные отгула, были ужасны. Мне надо было сделать кое-какие сообщения, но в течение своего доклада я убедился, что он ничего не слушает; он сидел передо мною, как потерянный. Когда я начал говорить ему о находке здесь, в Гнадеке, он с нетерпением и досадой прервал меня словами:

«Я уже довольно слышал об этом. Пожалуйста, оставьте меня в покое».

От мисс Мертенс не ускользнуло, что Рейнгард был очень оскорблен топом, которым говорил с ним его хозяин.

– Мой друг, – с утешением в голосе сказала она, – когда большое горе сваливается на нас, все окружающее становится нам безразличным или даже непереносимым. Господин фон Вальде, вероятно, очень любил покойного. Но ради Бога, Елизавета, – прервала она себя, – что вы делаете? Неужели вы находите, что это красиво? – и она указала на гирлянду.

Елизавета, слушая Рейнгарда, схватила несколько больших георгинов и вплела их в однообразную зелень гирлянды, что действительно придало ей очень некрасивый вид. Девушка, покраснев до корней волос, с неудовольствием посмотрела на свою работу и поспешила выбросить несчастные цветы.

На колокольне Линдгофа уже давно пробило три часа, когда Елизавета торопливо спускалась с горы. Дядя задержал ее своим разговором. Его возмутило то, что Елизавета приняла приглашение.

– Та бедняжка, которая будет сегодня предана земле, вполне заслуживает того, чтобы хоть один день был посвящен ее памяти, – справедливо заметил он.

Но добрый дядюшка совершенно не имел представления о том, что совершается в душе молодой племянницы. Он не знал, что его любимица все эти дни считала часы до того момента, когда «он» снова вернется.

Ноги Эльзы едва касались земли. Она хотела нагнать просроченное время и чуть не расплакалась, когда ее легкое платье зацепилось за куст шиповника и его пришлось долго и терпеливо распутывать. Она, едва переводя дух, добежала до павильона. Дверь была открыта настежь, но в нем еще никого не было. На столе стояла масса различных угощений, а в углу дивана было приготовлено уютное местечко. С облегченным сердцем вбежала Елизавета в павильон и прислонилась к одному из окон, как вдруг услышала позади себя легкий шорох. К ней приближался Гольфельд, прятавшийся за дверью. Елизавета хотела выскочить из павильона, но он закрыл ей дорогу и стал уверять, что остальные дамы сейчас придут.

Елизавета с недоумением подняла на него взор. В его тоне не было и тени той дерзости, которая так возмущала ее.

– Уверяю вас, госпожа фон Вальде сейчас придет, – повторил он, видя, что гостья сделала новую попытку приблизиться к двери, а затем добавил печальным тоном: – Разве мое присутствие так неприятно вам?