«Подсолнух» на счастье

Оглавление

Рената открыла дверцу шкафа, глянула на себя в зеркало. Лицо осунулось, глаза ввалились. Нельзя так, надо держать себя в руках. Сейчас она позвонит в больницу и поедет проститься с Биллом. Завтра переговорит со Шварцем — раз он обещал другу кредит, слово сдержит.

Она раскрыла блокнот и записала: завтра — Шварц и Джой Хедли, вторник утро — «Скакун», среда — планерка, просмотровый зал; четверг — сценарная группа; художники — эскизы новых заставок, пятница — отдел рекламы; перезапись музыкальных позывных «Трибуны»…

Оторвавшись от блокнота, Рената Бранч вдруг задумалась. Черт возьми, а какие цветы он любил? Не может же она явиться в больницу без них? И в этот момент поняла, как мало, в сущности, знала человека, сыгравшего такую роль в ее жизни…

Глава 1

Где-то над озером слышится дикий клекот ястреба. Этот звук моментально будит Тео.

Он открыл глаза, окинул взглядом комнату. Она всегда казалась ему мрачной. Длинный узкий пенал окнами на север, где чувствуешь себя как в заточении. Так оно и было, пока однажды не вырвался отсюда. Тогда Тео едва исполнилось семнадцать, он мечтал стать вольным, как ястреб, будивший его по утрам. И стал! Независимым, самостоятельным, свободным, идущим своей дорогой. Все эти долгие годы Теодор Анджер редко вспоминал о родном доме и вовсе не скучал по нему.

Вздохнув, он откинул одеяло, сел, поскреб покрывшийся щетиной подбородок.

Который же час? Часы на тумбочке показывали половину восьмого. Тео усмехнулся.

Будь я в Нью-Йорке, а не в Ок-Парке, уже давно бы побрился, принял душ и оделся, а в столовой меня ждал бы свежеприготовленный кофе, газеты «Бостон Глоб», «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнэл» и первые деловые звонки по телефону.

Он подошел к окну, долго возился со шпингалетами, пока не распахнул давно не открывавшиеся створки. С озера потянуло влажной прохладой и запахом рыбы, напоминавшим ему о неудачной поездке в Испанию и том далеком детстве, когда Тео с братьями частенько отправлялись на лодке по Мичигану. Интересно, они уже тоже проснулись?

Лицо его осветила улыбка. Вчера они неплохо посидели, потолковали, повспоминали. Впрочем так бывало всегда, когда им удавалось встретиться. Жаль, случается это нечасто. Жизнь развела их, но братья сохранили привязанность друг к другу. Больше того, стоило им оказаться вместе, они всегда снова становятся, как в детстве, не просто братьями, объединенными узами крови, но и лучшими друзьями, спаянными любовью и решимостью устоять перед общим врагом. Их отцом.

Улыбка погасла на лице Тео. Врага теперь не стало. Почти неделя, как Билл Анджер умер, уже позади похороны, а в душе, если честно, ни-че-го… Черт, тебе полагается чувствовать хоть что-то, когда ты видишь, как гроб с твоим стариком устанавливают рядом с материнским в семейном склепе, что-то большее, чем легкое сожаление, разве нет?..

Мысленно упрекнув себя, Тео тем не менее вспомнил, что во время скорбной процедуры лица его братьев тоже выглядели безучастными. Единственной, чьи глаза увлажнились от слез, оказалась Фанни, экономка, служившая в доме много лет, — отзывчивая и покорная душа, безропотно терпевшая властную жестокость хозяина. Возможно, ради хозяйки, которую обожала и тоже провожала в последний путь, когда та еще была молодой, а может быть, и ради оставшихся на ее попечении трех сорванцов-мальчишек.

Тео вздохнул. Все это теперь в прошлом. И деспотичность отца, и постоянные заступничества за них Фанни, и их побег из родного гнезда. Майкл удрал в двадцать один год и вопреки воле отца стал геологом. Фил свалил отсюда в восемнадцать и, проявив завидное упорство, закончил юридический факультет. У самого же Тео терпения оказалось еще меньше, чем у братьев. Ему и семнадцати не было, когда он ушел из дома… Не ушел, а укатил в отцовском «порше»! Забрать машину стало последним актом неповиновения, этаким прощальным подарком папаше, считавшему своего старшего сына чем-то вроде шпаны.

Тео хмыкнул и почесал в затылке. Отчасти отец был прав — компанию он водил с парнями отпетыми, из тех, что существуют на грани закона. И сам Тео иногда ненавидел себя, понимая, в кого постепенно превращался, но не мог остановиться.

Ничто не нравилось отцу, даже его пятерки по математике, что уж говорить о тройках по таким скучным предметам, как общественные науки и языки. Успехи в бейсболе также ничего для него не значили. И друзья у него были не те — местные ребята, а не сопливцы из привилегированной школы в Ок-Парке, которую старик заставил его посещать.

— Из тебя ничего не получится! — повторял Билл то и дело.

А Тео словно нарочно старался оправдать самые худшие опасения отца.

Оглядываясь теперь назад, он вынужден признать: так оно и было бы, если бы он остался здесь.

Последняя их ссора перевесила чашу терпения. Началась она с того, что вместо школы Тео с компанией на отцовской лодке отправились на озеро. Ему влетело. В ответ он, конечно, нагрубил. И все, как всегда, обошлось бы, если бы Тео не услышал злобные слова ультиматума: «Я не потерплю своеволия! Или ты слушаешься… или можешь убираться к чертовой матери!»

Через секунду он выскочил за дверь, забрался в «порше» и, сжигая резину, рванул по подъездной дорожке, потом понесся по узкому шоссе, ведущему за пределы Ок-Парка, стремительно домчался до Чикаго, пока не остановился у армейского вербовочного пункта.

Сколько времени с тех пор прошло, а Тео до сих пор помнит, как сержант-вербовщик, скептически оглядев его с ног до головы, спросил, сколько ему лет.