Возвращение. Танец страсти

Оглавление

129

Ей понадобилось чуть меньше двадцати пяти лет, чтобы принять решение. В течение нескольких месяцев она поняла, что будет глупо потерять такого милого человека.

— Ты не ошибешься, если выйдешь за него, — настаивала Кармен. — Если вы так подходите друг другу на танцевальной площадке, представь…

— Кармен! — воскликнула Мерседес, краснея. — Что ты такое говоришь?!

Она написала матери о своей помолвке. Мерседес очень хотела, чтобы Конча приехала на свадьбу, но теперь мать уже была пожилой женщиной и боялась отправляться далеко. Не меньше она переживала из-за того, разрешат ли ей вернуться назад в Испанию после этого. Мерседес прекрасно понимала мать. За месяц до свадьбы из Гранады пришла посылка. Мерседес была заинтригована, увидев неровный почерк матери на коричневой бумаге и ряд марок с изображением головы Франко, почерневшей от франкировальной машины. У Мерседес тряслись руки, когда она отрезала веревку тупыми кухонными ножницами.

Это была белая кружевная мантилья, которую Конча надевала на собственную свадьбу. Сорок пять лет она лежала, упакованная в тонкую оберточную бумагу, и сохранилась, тогда как многие другие вещи были утеряны. Она была цела и невредима, разве что немного потемнела. Казалось чудом, что ее доставили в целости и сохранности. Под слой коричневой бумаги мама положила пакет, завернутый в местную газету «Эль Идеаль». Мерседес отогнула край, доставая мантилью. Газета была месячной или двухмесячной давности, но она взглянула на нее позже. От одного названия в животе все перевернулось.

Внутри было письмо от матери, а в конверте лежала недорогая золотая цепочка.

«Я также надевала ее на свою свадьбу, — писала Конча. — Моя мама подарила ее мне, а сейчас я отдаю ее тебе. Когда-то у меня был крестик, но я сняла его и, кажется, потеряла. Я думаю, ты знаешь, как я отношусь к церкви».

Мерседес огорчало не только отсутствие Кончи на свадьбе: ее не любили родители жениха. Мерседес была иностранкой, а некоторые люди тогда боялись чужеземцев, поскольку были убеждены, что они прибыли чуть ли не с другой планеты. Также не радовало их и то, что она на несколько лет старше их сына, но к тому времени, когда они стали мужем и женой, их мнение слегка изменилось.

Бракосочетание проходило в регистрационном бюро в Бекингеме. На невесте было простое облегающее хлопчатобумажное платье до колен с рукавами в три четверти, которое она сшила сама, а волосы были подобраны вверх в испанском стиле и украшены экстравагантной кружевной мантильей, ниспадающей до плеч. Кармен выступала свидетельницей, а большинство гостей были испанскими эмигрантами, которые так же, как и Мерседес, остались в Великобритании.

Виктор Сильвестер, великий вокалист музыкальной группы, много раз наблюдавший, как они танцуют, прислал телеграмму на адрес администратора местной гостиницы: «Счастливым молодоженам! Пусть ваш брак будет таким же идеальным, как танец!»

Глава тридцать восьмая

Мигель разобрал пачку писем почти до конца. Соня видела, что только один листок оставался у него в руке. Сейчас уже было за полночь, и Соня беспокоилась, что он слишком устал, чтобы продолжать. У истории Мерседес, если она на этом заканчивалась, был счастливый финал, и, скорее всего, она этим должна была удовольствоваться.

— Вы уверены, что не слишком устали? — тревожно спросила она.

— Нет, нет, — ответил он. — Я должен прочитать тебе вот это. Это последнее письмо, которое пришло спустя некоторое время после свадьбы.

...

Англия предоставила мне безопасное убежище, в котором я очень нуждалась. Я все еще иногда чувствую себя иностранкой, но здесь много добрых людей.

Безусловно, танцы сохранили мою душу, и делали это с тех пор, как я попала сюда. Казалось, что англичане представляют себе Испанию только так: женщины, танцующие в платьях со множеством оборок и щелкающие кастаньетами. Танцы не дают мне забыть о том, кто я есть, но иногда лучше об этом не вспоминать.

И конечно же, я стала счастливой благодаря прекрасному человеку, за которого вышла замуж. Я прямо сейчас могу сказать, что он младше меня, но у него доброе лицо, и он танцует, по выражению англичан, как Фред Астер. К тому же у него белокурые волосы и бледное лицо — он совершенно не похож на испанца. Я уверена, вам бы понравился…

Соня затаила дыхание. Она с трепетом ждала, когда будет произнесено имя.

…Джек.

Соня до крови укусила губу. Шея и грудь тряслись от невыплаканных слез. Она не хотела, чтобы Мигель увидел, какое впечатление произвело на нее письмо. Она не была уверена, что пришло время все объяснить. Ему еще немного осталось дочитать.

...

Здесь никто на самом деле ничего не знает об Испании, и я мало что рассказала своему новому мужу о Гранаде и, конечно же, ничего об ужасах нашей войны.

Мне до сих пор интересно, что случилось с Хавьером. Я часто о нем думаю.

Я знаю, ты понимаешь, почему я не вернулась, ты понимаешь, что причиной тому была моя семья и, возможно, человек, которого я тоже любила.

Впервые Соня заметила, что не она одна скрывала слезы. Щеки Мигеля тоже были влажными. Она удивилась, что он так растрогался, так как история для него не была новой; она обняла его, протягивая бумажную салфетку, чтобы он вытер лицо.

— Вы очень любили их, семью Рамирес? — мягко спросила она.

Несколько минут они сидели молча. Соне требовалось время, чтобы все обдумать. Теперь не оставалось никаких сомнений — это история жизни ее матери, о которой она до сих пор ничего толком не знала. Она была растрогана до глубины души, и, безусловно, если бы отец детально изучил историю жизни жены, он тоже был бы потрясен. Ей нужно было все взвесить: пойдет ли такое знание на пользу пожилому человеку?