Ветеран

Оглавление

Епископ объявил знак с крестом ересью и начал подстрекать шайку убийц и насильников, многим из которых платил из своего кармана. Чума, заявил он, пришла к нам с этого проклятого двора, ее распространили нищие и бродяги, спавшие там по ночам, а днем слоняющиеся по городу. Отчаявшимся людям хотелось найти козла опущения. Того, на кого можно было бы взвалить всю вину за их страдания и болезнь. И вот шайка приспешников епископа ворвалась во двор.

Старого священника-летописца во дворе не было, но он был наслышан о том, что там творилось. Узнав о приближении разбойников, три помощницы Катерины накинули поверх платьев рваные одеяла, скрыв таким образом знак, и убежали. Катерина осталась. Разбойники ворвались и стали избивать всех подряд — мужчин, женщин, стариков и детей, а затем вытолкали их за пределы города, чтоб уже никогда не пустить обратно. Тем самым они обрекали многих на верную смерть.

Но с особой жестокостью поступили они с Катериной. Они догадывались, что она девственница, а потому грубо повалили на землю и зверски изнасиловали всей толпой. Среди насильников были и солдаты из личной гвардии епископа. Сделав свое черное дело, она распяли женщину на дубовой двери в конце двора, где она и умерла в мучениях.

— Вот такая история, — вздохнул хирург. — И поведал мне ее Фра Доменико в маленьком кафе при гостинице семь лет тому назад.

— И это все? — спросил американец. — И он вам больше ничего не сказал?

— Сказал… еще кое-что, — нехотя признался хирург.

— Ну говорите же, говорите, не томите! — взмолился турист.

— Вот как старый монах описал то, что произошло дальше. В день убийства над городом разразилась страшная гроза. От раскатов грома содрогались горы, стало так темно, что ни солнца, ни затем луны и звезд не было видно. А потом хлынул дождь. Такого дождя еще никто никогда не видел. Он хлестал с такой силой и яростью, что улицы Сиены превратились в бурные реки. И продолжался он всю ночь и все утро. А потом небо расчистилось, и из-за туч снова выглянуло солнце.

И Сиена очистилась. Всю скопившуюся грязь вымыло из каждой щелки, каждого углубления и унесло водой. Потоки ее бежали по улицам, а из бойниц в крепостных стенах хлестали водопады. Заодно смыло и унесло всех крыс, так смывают грехи скверного человека слезы отца нашего и спасителя, Иисуса Христа.

Через несколько дней эпидемия начала отступать, а вскоре и совсем прекратилась. И кое-кому из банды стало стыдно за то, что они натворили. И они вернулись во двор. Он был пуст. Они сняли истерзанное тело Катерины с двери и хотели похоронить ее по христианскому обычаю. Но все городские священники страшно боялись епископа, боялись, что он объявит их еретиками. И тогда несколько храбрых и честных душ вынесли тело на носилках за пределы города. Сожгли его, а пепел бросили в горный ручей. Духовник из дома Петруччи, записавший все это по-латыни, не указывает точной даты. Не только месяца и дня, даже года не упоминает. Но существует еще один источник — летопись, в которой упоминается день «Великого дождя». «Случился он в 1544 году, в июле месяце, и начался в ночь второго дня».

Заключение

— День Палио, — сказал американец. — И День освобождения.

Немец улыбнулся:

— День Палио стали отмечать гораздо позже, а то, что армия вермахта покинула город именно второго июля, — простое совпадение.

— Но ведь она вернулась! Вернулась через четыреста лет!..

— Хотелось бы думать именно так, — тихо заметил хирург.

— Спасать солдат. И это, несмотря на то, что те, другие солдаты, ее тогда изнасиловали.

— Да.

— А отметины на ее руках? Это ведь от распятия?

— Да.

Турист уставился на дубовую дверь.

— А эти темные пятна… Это, наверное, ее кровь?…

— Да.

— О, мой бог!.. — воскликнул турист. А потом, после паузы, спросил: — И вы ухаживаете за садом? Ради нее, да?

— Приезжаю сюда каждый год, летом. Подметаю плиточный пол, подрезаю розовые кусты. Просто чтоб как-то выразить свою благодарность. Может, она каким-то образом знает об этом. А может — и нет.

— На второй день июля… А как вы думаете, она придет еще?

— Возможно. Но может, и нет. Одно я могу заявить вам со всей ответственностью: в этот день, второго июля, в Сиене еще никогда, ни разу не умирал ни один человек. Никто, ни женщина, ни мужчина, ни ребенок.

— Но это требует определенных расходов, — пробормотал турист. — Я имею в виду, приезжать сюда, поддерживать все в таком идеальном порядке. Если я могу чем-то…

Хирург пожал плечами:

— Да, в общем, необязательно. Там, над скамьей у стены, висит ящик для пожертвований. Деньги собираются для сирот Сиены. Просто я подумал, ей бы это понравилось.

Американец был щедр, как и большинство представителей этой великой страны. Сунул руку в карман и достал толстый бумажник. Потом подошел к ящику для пожертвований, отсчитал с дюжину купюр и сунул в него.

— Сэр, — сказал он немцу, помогая жене подняться со скамьи, — скоро я улетаю из Италии, возвращаюсь в родной Канзас. Там у меня ранчо, развожу крупный рогатый скот. Но я никогда не забуду, всю свою жизнь буду помнить этот двор, где она погибла. И буду рассказывать своим детям и внукам историю Катерины делла Мизерикордиа, до самой своей смерти. Идем, дорогая, посмотрим на гулянья.

И вот туристы вышли со двора и двинулись по узкой улочке на звуки музыки и радостные возгласы. Через несколько секунд из тени в глубине галереи вышла женщина, остававшаяся все это время незамеченной. На ней был джинсовый костюм-варенка, волосы заплетены в мелкие косички и украшены дешевыми бусами. С плеча свисала гитара на широком ремне. В правой руке она держала тяжелый рюкзак, в левой — маленькую матерчатую сумочку.