Перейти грань

• Предыдущая
• 52/134
• Следующая

– Мне кажется, что мы тогда поступили правильно, – проговорил он.

– Совершенно правильно, – согласилась Мэри. – И в большей степени это зависело от тебя. Я всегда буду благодарна тебе.

– А я всегда буду немного жалеть, – заключил он. Она кивнула и коснулась руной его щеки. В ее взгляде было столько нежности, что у него перехватило дыхание, несмотря на то, что прошло уже двадцать лет и она не была такой красивой, как прежде.

В аэропорту Уорды велели ему засвидетельствовать их любовь Энн.

– Обязательно скажи, чтобы она звонила нам, – напутствовала его Мэри. – Мы всю зиму будем на востоке.

– Знаете, – сказал Браун, – это даже поразительно, с каким оптимизмом она относится к предстоящей гонке. Мне даже кажется, что она пошла бы вместо меня.

– Она всегда хорошо ходила под парусом, – заметила Мэри. На прощание она опять посмотрела на него такими же глазами, как утром, но на сей раз не стала дотрагиваться до его щеки.

Направляясь к самолету, Браун увидел Уордов в окне аэровокзала и быстро поднял вверх большие пальцы, показывая, что все будет отлично. Хотя Базз Уорд улыбался и махал ему, он не повторил того же жеста в ответ.

21

В один из дождливых дней, когда Стрикланд пытался заниматься своей центральноамериканской хроникой, из лаборатории доставили фрагменты отснятого у Браунов. Над крышами города висела сырая дымка, размывавшая очертания нижнего Манхэттена. Он сложил коробки возле своего рабочего места. В соседней комнате, где спала Памела, тихо работал радиоприемник, настроенный на волну Уи-би-эй-ай. Диктор сбивчиво зачитывал телеграфное сообщение из Шри-Ланки. В одной из частей острова вырезаны целые деревни. Трупы и случайно уцелевшие сожжены на кострах. «Таких оказалось больше сотни», – объявил диктор, едва ворочая непослушным языком.

Стрикланд невольно представил себе эту сцену в фильме. Он как-то провел две недели в Шри-Ланке – красивейшем уголке земли. Люди там отличались смышленостью, веселым нравом и добротой. Переданное сообщение относилось к разряду таких, от которых зритель просил пощады.

– Прекрасный денек кое для чего, – вслух произнес Стрикланд. Он чувствовал, что внутри него вот-вот вспыхнет мятеж.

На доске информации у него были пришпилены фотографии Энн Браун. Он прошелся вдоль них и внимательно пригляделся. Тут были снимки, сделанные им у Браунов или на верфи, были и переснятые из рекламных приложений двадцатилетней давности, когда она была фотомоделью. Фигура в те времена у нее была поразительная. Все, что должно было выступать, выступало, а то, чему следовало сужаться, сужалось настолько, насколько об этом могла мечтать любая модель. Сейчас бедра у нее стали чуть шире, а талию уже нельзя было назвать осиной, но в целом ей удалось сохранить прежнюю стать. Ноги у нее были необычайно длинные, а от колен и до талии, был убежден Стрикланд, она просто само совершенство.

Его созерцание прервал раздавшийся снизу звонок. Выглянув из окна, он увидел, что перед входом стоят Херси и его подружка Джин Мэри из школы кинематографистов. Он спустился и поднял их на лифте.

– Как раз вовремя, – заметил он.

– Я в восторге от вашей студии! – воскликнула Джин Мэри. – Мне не приходилось бывать здесь раньше. – Это была миниатюрная американка итальянского происхождения из Джерси. Стрикланд подозревал, что она прежде не появлялась здесь, презирая его творчество и страшась его самого.

Когда гости устроились перед монитором, он пошел будить Памелу.

– У нас компания.

– Кто такие?

– Херси и Джин Мэри. Сделай одолжение, не пытайся всучить им какую-нибудь травку. И не лапай их, пожалуйста.

Все уселись смотреть новые эпизоды. Херси и Джин Мэри принесли с собой вино и какой-то салат из корейского ресторанчика на углу.

– Я не понимаю, – недоумевал Херси. – Что это мы смотрим?

На мониторе дочь Браунов, Мэгги, расхаживала у стены своего двора в Коннектикуте. Вид у нее был хмурый, руки сложены на груди, глаза опущены. Ее губы шевелились. Она что-то говорила.

– Ей известно, что вы рядом? – спросила Памела.

– Ей кажется, что она в одиночестве, – пояснил Стрикланд. – Она обращается к себе.

– Скрытая камера, – проговорила Джин Мэри. – Бедный ребенок.

Потом они увидели самого Брауна, он шел вдоль цепи, ограждающей набережную.

– Когда же мы снимали это? – удивился Херси.

– Я снимал один.

– Я поняла замысел, – уверенно заявила Памела. – У них одинаковые походки.

– Памела, – заметил Стрикланд, – не все можно понять.

– У тебя всегда есть «нечто», которое можно понять.

– Даже я не всегда знаю, что оно представляет собой, это «нечто».

– Нет, ты знаешь, – настаивала она. – Ты знаешь все.

– Но разве можно было снимать без их ведома и разрешения? – с невинным видом спросила Джин Мэри. – Так нечестно.

– А вы что, Джин Мэри, адвокат? Я думал, вы учитесь в школе кинематографистов.

– Учусь, – не смутилась она.

– Тогда ответьте, почему это непозволительно мне? Пудовкин однажды живьем зажарил корову. Позволительно ли это было ему? Я хочу сказать, кто в этих случаях может быть судьей?

– Вот это да! – воскликнул Херси. – Целую корову?

– Это сибирский эквивалент омара. – Стрикланд оставался совершенно серьезен. – Телятина в собственном соку.

– Я не думаю, что это правильно, – проговорила Джин Мэри.

Теперь они видели на мониторе Брауна, погруженного в свои мысли и уставившегося отсутствующим взором на Нижнюю бухту.

– Он похож на Ирвинга Пичела, – подметил Херси, – в «Дочери Дракулы».

• Предыдущая
• 52/134
• Следующая