Бриллианты вечны

Оглавление

В салоне раздались аплодисменты, ведущий прямо весь светился от радости.

— Дамы и господа, — с ноткой триумфа произнес он. — Это просто замечательно! Вот эта очаровательная молодая дама в прекрасном розовом вечернем платье дает триста фунтов.

Многие зрители завертели головами, пытаясь увидеть эту даму, спрашивая друг у друга: «Кто это? Кто это?»

— А что вы скажете, сэр? Триста двадцать пять?

— Триста пятьдесят, — меланхолично изрек толстяк.

— Четыреста! — взвизгнула дама в розовом.

— Пятьсот, — послышалось в ответ.

Девица что-то сердито зашептала своему спутнику. Тому, кажется, опротивел весь этот цирк, и он отрицательно покачал головой в ответ на немой вопрос ведущего.

— Есть желающие дать больше пятисот? — недоверчиво спросил ведущий. Он знал, что большего выжать не сумеет. — Раз! Два! Три! Продано вон тому господину, и, думаю, ему за это стоит похлопать.

Он зааплодировал сам, к нему присоединились остальные, хотя было видно, что они предпочли бы в качестве победителя девушку в розовом.

Толстяк чуть приподнялся, кивнул и сел. Его лицо не выражало никакой признательности, а глазки буравили ведущего.

— Теперь по правилам мы должны спросить у победителя, какое «поле» он предпочитает.

Смех в зале.

— Сэр, какое «поле» вы выиграли, «нижнее» или «верхнее»?

Вопрос был задан ироничным тоном, ведь это была пустая трата времени. Ответ был очевиден.

— «Нижнее».

В зале воцарилась мертвая тишина. Но тут же ее нарушил сдержанный шепот: собравшиеся комментировали невероятный ответ. Ведь все были уверены, что толстяк выберет «верхнее поле». Погода была прекрасной. «Куин Элизабет» делала не меньше тридцати узлов. Знал ли толстяк что-нибудь, о чем не знали остальные? Уж не подкупил ли он кого-нибудь на капитанском мостике? Неужели приближается шторм? А может быть, они сбились с курса?

Ведущий попросил тишины.

— Простите, сэр, — сказал он, — но вы сказали «нижнее»?

— Да.

Ведущий опять постучал молотком.

— В таком случае, дамы и господа, нам остается теперь разыграть «верхнее» поле. — Он с поклоном обратился к даме в розовом.

— Может быть вы, мадам, начнете торговлю?

Бонд повернулся к Тиффани.

— Очень странно, — сказал он. — Невероятно. Море такое спокойное... — Он пожал плечами. — Единственное, что можно предположить: они знают что-то, о чем не осведомлены мы. Или кто-то что-то сказал им по секрету. Ну, впрочем, нас это мало интересует, не так ли?

Он опять повернулся и посмотрел на двух мужчин и отвел взгляд.

— Но зато, — сказал он, — их, по-моему, почему-то интересуем мы.

Тиффани тоже посмотрела на них и сказала:

— Они и не смотрят в нашу сторону. Просто два чудака. Беловолосый, кажется, совсем дурачок, а толстяк увлеченно сосет большой палец. Странные они какие-то. Похоже, они не понимают, что делают.

— Сосет большой палец? — переспросил Бонд. Он рассеянно провел рукой по лбу, пытаясь что-то вспомнить.

Может быть он и вспомнил бы, если бы у него было время подумать. Но тут Тиффани взяла его руку и наклонилась к нему, опять коснувшись его лица золотыми волосами.

— Да шут с ними, Джеймс, — сказала она. — Они не заслуживают того, чтобы о них столько думали. Ее взгляд стал требовательным и твердым. — Мне здесь надоело. Пойдем куда-нибудь еще.

Они поднялись из-за столика и вышли из салона. Спускаясь по лестнице, Бонд обнял девушку за талию, а она положила голову ему на плечо.

Они подошли к ее каюте, но Тиффани увлекла его дальше по коридору.

— Я хочу, чтобы это произошло у тебя, Джеймс, — шепнула она.

Больше они не произнесли ни слова до тех пор, пока за ними не закрылась дверь каюты. Обнявшись, они стояли на середине каюты, этого маленького, обособленного, принадлежавшего только им двоим мирка.

— Любимая, — прошептал Бонд и, взяв ее лицо в ладони, повернул к себе. Глядя в ее полные ожидания, широко открытые, сияющие глаза, он расстегнул молнию у нее на спине, и платье, шурша, упало на пол.

— Дай мне все, Джеймс. Дай мне все, что девушка может получить от мужчины. Прямо сейчас. Быстрее.

Бонд взял ее на руки и вместе с ней опустился на мягкий ковер...

24. Смерть приходит навсегда

Последним, что вспомнилось Бонду, когда его разбудил трезвон телефона, было видение Тиффани, наклонившейся над ним в постели, целующей его и говорившей: «Нельзя спать на левом боку, мой дорогой. Сердце может остановиться. Повернись на другой бок, пожалуйста». Он послушно перевернулся и, услышав, как, щелкнув, закрылась за ней дверь каюты, сразу же опять заснул под мерный шорох волн и плавное покачивание корабля.

Но вот раздался требовательный звонок телефона. Бонд выругался и открыл глаза. Телефон продолжал звонить в темноте каюты. Бонд взял трубку и услышал голос оператора:

— Извините, что побеспокоил вас, сэр. Но только что поступила на ваше имя зашифрованная телеграмма с грифом «очень срочно». Мне вам ее продиктовать или передать с посыльным?

— Пришлите, пожалуйста, ее мне в каюту, — сказал Бонд. — И спасибо, что разбудили.

Черт бы побрал эту телеграмму! Красота, жар и возбуждение ночи страстной любви были грубо отодвинуты в сторону. Бонд поднялся с постели, включил свет и тряся головой, чтобы прогнать сон, пошел принимать душ.

Он целую минуту просто стоял под обжигающими тело струями холодной воды, потом растерся мокрым полотенцем, вытерся, одел рубашку и брюки, так и валявшиеся на полу.

В дверь постучали, он взял листок с телеграммой, уселся за письменный стол, закурил и принялся за работу, тяжело вздохнув. Но по мере того, как цифры превращались в слова, а слова выстраивались во фразы, взгляд его помрачнел, а по коже побежали мурашки.