Адская кухня

Оглавление

— Ради блага детей… Почему ты мне солгала?

— Я тебе не верила. Не знала, кто ты такой. А, насколько мне известно, все журналисты думают только о том, как бы накопать побольше грязи. Только это их и интересует, твою мать.

— Ну, мы никогда не узнаем, что я сделал бы, согласна? Ты так и не дала мне эту возможность.

— Пожалуйста, Пеллэм, не злись на меня. Моя работа здесь имеет для меня очень большое значение. Это единственное, что осталось у меня в жизни. Я не могу ее потерять. Да, когда мы встретились, я тебе солгала. Я хотела, чтобы ты ушел, но я также хотела, чтобы ты остался.

Пеллэм взглянул на кассеты.

— Сегодняшняя Кухня меня не интересует. На этих кассетах устный рассказ о днях минувших. Я не собирался ни одним словом упоминать о подростковом центре. Если бы ты меня спросила, я бы тебе ответил.

— Нет, не уходи просто так! Дай мне возможность…

Но Пеллэм распахнул дверь. Медленно, нисколько не драматично. Спустился по лестнице, прошел через приемную подросткового центра и шагнул на улицу, в палящий зной, какофонию ревущих автомобильных двигателей, клаксонов и надрывающихся голосов. Ему показалось, что в этой какофонии прозвучал и голос Кэрол, но Пеллэм решил не обращать на него внимания.

Он повернул на восток и направился через Фэшон-Дистрикт к метро, размышляя: «Какому сумасшедшему пришло в голову так назвать этот район?» Наименее привлекательный район города. Вдоль тротуаров грузовики в два и в три ряда. Высокие, мрачные здания, грязные окна, рабочие, везущие на тележках одежду к следующей весне.

Женщина, стоявшая в будке телефона-автомата, повесила трубку и разорвала листок бумаги на дюжину мелких клочков. «Похоже, случилось что-то серьезное», — подумал Пеллэм и тотчас же забыл о происшествии.

Он остановился у строительной площадки на Тридцать девятой улице, пропуская выезжающий задом самосвал с мусором, чей надоедливый гудок подействовал ему на нервы.

...

«…Тридцать девятая улица — это была „передовая“, штаб-квартира „Крыс“. Самое страшное место в городе. Дедушка Ледбеттер говорил, что было время, когда полиция не смела нос сунуть западнее Восьмой авеню. В этом районе царили свои законы. Дедушка хранил ботинок с ободранным каблуком — следом шальной пули. Он еще мальчишкой случайно попал под перекрестный огонь на „передовой“ — по крайней мере, дедушка так нам говорил. Если честно, я ему никогда особо не верила. Впрочем, вероятно, дедушка говорил правду, потому что этот старый башмак он бережно хранил до самой своей смерти.»

На строительной площадке послышались два пронзительных свистка.

Услышав эти звуки, зеваки устремились к дыркам, грубо проделанным в фанерном ограждении, установленном вдоль тротуара. Поколебавшись, Пеллэм тоже прильнул глазом к одному из отверстий. Мощный взрыв. У Пеллэма под ногами содрогнулась земля: заряд динамита превратил в щебень еще пятьдесят тонн скальных пород.

У Пеллэма из головы не выходили слова Этти, повторяющиеся в бесконечном цикле.

...

«Здесь всегда кипела стройка. Одно время у папы была интересная работа. Он называл себя „могильщиком строительного мусора“. Папа работал в бригаде, которая перевозила обломки старых снесенных зданий в Бруклин. Там в воды Ист-Ривера были сброшены сотни разрушенных домов. Эти обломки образовали искусственную отмель, которую очень полюбила рыба. Папа всегда возвращался с работы с пеламидой или камбалой, которых нам хватало на несколько дней. С тех пор я на рыбу смотреть не могу.»

Три пронзительных свистка. Судя по всему, сигнал отбоя, поданный подрывниками. Появились рабочие в касках; вперед выехал бульдозер. Пеллэм отошел от забора, но тут что-то привлекло его внимание, и он присмотрелся еще к одному рекламному плакату строительной компании.

Пеллэм застыл как вкопанный, испытав потрясение, затмившее шок от неожиданно прогремевшего взрыва. Он еще раз внимательно перечитал плакат, чтобы убедиться наверняка. Затем медленно пошел дальше. Однако к тому моменту, как Пеллэм достиг угла, он уже несмотря на августовскую жару бежал со всех ног.

25

— Это стройплощадка.

— Вы о чем? — спросил Бейли.

— Фонд Святого Августина. Я запомнил адрес — дом номер пятьсот по Тридцать девятой западной улице. Как раз напротив церкви. Но только на этом месте сейчас лишь яма в земле.

Из-за пожара, уничтожившего кабинет, они сидели в спальне Бейли, куда на время переместилась контора. На самом деле, особой разницы Пеллэм не заметил; самое существенное отличие заключалось в том, что холодильник, в котором охлаждалось вино, стоял рядом не с письменным столом, а с кроватью. Кроме того, кондиционер в спальне был чуть получше, чем в конторе; если и не прохладный, то хоть какой-то воздух из него все же дул. В воздухе стоял невыносимый запах гари, однако Бейли, похоже, не обращал на это никакого внимания.

— Быть может, фонд перебрался на новое место, — предположил Бейли.

— Дальше еще лучше, — продолжал Пеллэм. — Я справился в канцелярии церкви. Там никто даже не слышал ни о каком фонде Святого Августина.

Он подошел к грязному окну. На стекло на мгновение упала тень от крана, который установил массивную скульптуру на открытой площадке перед Башней Маккенны.

Скульптура, завернутая в плотную бумагу, имела форму большой рыбины. Кран разворачивался очень медленно, и Пеллэм предположил, что кусок камня или бронзы весит много тонн. Повсюду суетились рабочие, убиравшие мусор и натягивающие транспаранты и плакаты к предстоящей церемонии открытия небоскреба.