На полголовы впереди

Оглавление

Из весовой вышел один подающий надежды молодой ученик жокея в обычной одежде, а не в скаковой форме. Некоторое время он стоял озираясь, как будто кого-то ждал. Потом его взгляд на ком-то остановился, и я посмотрел, кто привлек его внимание. Это был один из штатных распорядителей Жокейского клуба, который сегодня олицетворял здесь власть. Тот болтал с двумя владельцами лошадей, заявленных на сегодняшнюю скачку, а через несколько минут приподнял шляпу, приветствуя проходившую даму, и не спеша пошел к площадке для парадов.

Ученик жокея спокойно проводил его взглядом, потом снова начал озираться вокруг. Не обнаружив ничего такого, что могло бы вызвать у него беспокойство, он направился в сторону трибуны, откуда наблюдали за скачками жокеи, догнал какого-то молодого человека и обменялся с ним на ходу несколькими словами. У трибуны они расстались. До сих пор я следил за учеником жокея, но теперь решил оставить его в покое и пойти за этим молодым человеком. Он направился прямо к месту перед трибуной, отведенному для букмекеров, и, миновав нескольких из них, подошел к Колли Гудбою, который выкрикивал предлагаемые ставки, стоя на небольшом возвышении размером с ящик из-под пива.

Молодой человек, с которым разговаривал ученик жокея, не стал делать ставку. Он вынул блокнот и принялся записывать, на кого ставят другие. Потом сказал несколько слов Колли Гудбою (а в действительности — Лезу Моррису), который тут же стер цифры ставок, написанные мелом на прикрепленной рядом доске, и вместо них написал новые. Новые ставки были выгодными, и Колли Гудбой оказался вознагражден: «тотошники» поспешно бросились к нему, чтобы воспользоваться его предложением. Колли принимал от них деньги, аккуратно их пересчитывая. Я со вздохом отвернулся и поднялся на трибуну посмотреть очередной заезд, не переставая, как обычно, прочесывать взглядом толпу зрителей и наблюдая за круговращением жизни. В конце концов я оказался недалеко от барьера, отделявшего места для букмекеров от более дорогой ложи, предназначенной для членов клуба. Я часто так делал: отсюда хорошо видно все, что происходит по обе стороны барьера. А кроме того, отсюда можно видеть, кто подходит к барьеру, чтобы сдирать ставку у букмекеров, занимающих привилегированные места у самой ложи. «Барьерные» букмекеры — это короли своего дела: общительные, вежливые, с каменными сердцами и блестящими математическими способностями.

Я, как всегда, смотрел, кто у кого ставит, и когда подошел к букмекеру, стоявшему ближе всех к ложе и ко мне, увидел, что рядом с ним стоит Филмер.

Глядя, как он делает ставку, я размышлял о предстоящем нам путешествии, и тут он поднял голову и посмотрел вверх, прямо мне в глаза.

Глава 3

В то же мгновение я быстро, но плавно отвел взгляд, а через некоторое время снова посмотрел на него.

Филмер все еще разговаривал с букмекером. Я попятился назад, проталкиваясь сквозь толпу, пока не оказался ступенек на пять выше, в гуще зрителей.

В мою сторону Филмер больше не смотрел. И незаметно было, чтобы он шарил глазами по сторонам, отыскивая меня.

У меня отлегло от сердца. То, что наши взгляды встретились, было случайностью, иначе не могло быть. Но все равно это случилось очень некстати, особенно сейчас.

Я не ожидал, что он окажется в Ноттингеме, и не искал его там. Правда, две его лошади были заявлены на скачки, но сам он почти никогда не появлялся на ипподромах центральных графств — ни в Ноттингеме, ни в Лестере, ни в Вулвергемптоне. Он заметно предпочитал одни ипподромы другим и, как и во всем остальном, редко изменял своим привычкам.

За каждым его шагом я следить не пытался, в этом не было необходимости. Перед следующим заездом, во время парада, он окажется внизу, у дорожки, чтобы посмотреть, как проводят его лошадь, и там я увижу его снова. Я видел, как он сделал ставку, отошел и стал подниматься на трибуну: скоро должен был начаться заезд. Насколько я мог заметить, он был один, что было необычно, потому что, как правило, его почтительно сопровождали либо девушка, либо мужчина, его обычный спутник.

Заезд начался, и я стал с интересом смотреть. Тот разговорчивый ученик жокея сам в нем не участвовали, но конюшня, где он работал, выставила свою лошадь. Сначала она была фаворитом, но к финишу пришла третьей от конца. Я взглянул на Колли Гудбоя и увидел на лице у него улыбку. Обычный досадный мошеннический трюк из тех, что так портят скачки.

Филмер спустился с трибуны и направился к загородке, за которой седлали лошадей, чтобы, как всегда, когда в заезде участвовала его лошадь, присмотреть за последними приготовлениями. Я на всякий случай немного прошел вслед за ним, но он действительно направлялся туда. Оттуда — к дорожке наблюдать за парадом, оттуда — к тому же букмекеру, что и раньше, сделать ставку, оттуда — на трибуну смотреть заезд. А оттуда — к загородке, где расседлывали его лошадь, пришедшую второй.

Неудачу Филмер перенес мужественно, не забыв, как всегда, поздравить владельца победившей лошади — на этот раз разрумянившуюся от волнения полную даму средних лет, которая была этим явно польщена. Филмер отошел от загородки с самодовольной усмешкой, и тут же перед ним возник какой-то молодой человек, который попытался сунуть ему в руку портфель.

Самодовольство на лице Филмера сменилось яростью — как сказал бы Пол Шеклбери, быстрее, чем Шергар выиграл дерби. Взять портфель Филмер не пожелал и чуть ли не плюнул в лицо тому, кто хотел его отдать, — его черная шевелюра качнулась вперед, словно голова атакующей кобры. Молодой человек с портфелем испуганно отступил и обратился в паническое бегство, а Филмер, вновь обретя самообладание, бросил взгляд в ту сторону, где находились распорядители и репортеры, — не заметил ли кто-нибудь. Я видел, как он с облегчением вздохнул: по-видимому, никто ничего не заметил. В мою сторону он вообще не посмотрел.