Возвращение Остапа Крымова

Оглавление

Бизнес начал постепенно приходить в упадок. Томе пришлось снять с довольствия всех мужей, кроме любимого любовника. Каждая вторая работница стучала на свою начальницу, сводя на нет все конспиративные ухищрения Чугуновой. Расценки падали, сбережения таяли, как апрельский снег. Когда распределение прибыли подошло к соотношению два к трем в пользу полиции нравов, Тома решила, что бизнес умер.

Но хитрая баба вывернулась из ситуации, перейдя на оптовую, как она называла, торговлю товаром. Москва платила в то время по 2000 немецких марок за девочку, которая затем отправлялась в Грецию, Турцию, Германию, Италию и Венгрию. При этом гарантировалось бесплатное медицинское обслуживание и принцип личной неприкосновенности. Тома с тяжелым сердцем распродала свою фирму, и основной состав упорхнул в дальние края познавать разницу между нашими и ихними мужчинами, будучи заранее осведомленными только о ценовой разнице.

Провожая девочек на перроне вокзала, Тома со слезами на глазах напутствовала их пожеланиями счастья и мужа.

«Девочки мои, — с жаром говорила она, — это единственный шанс в вашей жизни. Хватайтесь за него обеими руками, зубами, губами. Если иностранца нельзя взять голыми руками, то берите его голыми ногами. Я знаю, поначалу вам там будет плохо и одиноко, но держитесь из последних сил. Только не возвращайтесь в эту проклятую страну. Здесь вы пропадете. Наш мужик и себя-то толком прокормить не может. Всю жизнь будете передком кормить этих бездельников и их выродков. Чтоб я вас здесь больше не видела, крошки мои». Девочки дружно ревели, размазывая тушь по мокрым лицам. Им было страшно, и они только сейчас начали понимать, что все последнее время эта грубая алчная баба заменяла им по сути мать, давая заработок и хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Уезжая из-под теплого крылышка своей наседки, они трусили, не зная, кто их защитит в неведомых краях. Тома тоже плакала, искренне надеясь, что больше не увидит своих подопечных.

Как-то, получив в Москве деньги за очередную партию воспитанниц «Дианы», Тома в сердцах взяла за шиворот белесую стриженную под ежик бабенку с выпуклыми глазами — перекупщицу, подтянула ее, слегка приподняв, к своей пышной груди и прошипела в ее веснушчатый нос, обдавая запахом свежесъеденного беляша: «Ты, шалава, смотри мне, если хоть один волосок упадет с головок моих девочек, я тебе матку выверну. Они, мои крошки, заслуживают счастья не меньше, чем ты, сучка». Затем, подостыв, она поставила наемщицу на место и, погладив по голове, спокойным голосом добавила: «Нет, серьезно, Ань, проследи, чтобы все там было чин-чинарем. Попроси там мужиков, чтоб погуманней было. Я ведь знаю родителей многих своих девчонок, как я буду им в глаза смотреть!» К счастью, наемщица Аня не обманула Тому. Многие девочки вскоре написали письма о довольно сносных условиях работы за границей и кое-каких перспективах в личной жизни. Через три месяца первая ласточка, Зинка Лохматая, вышла замуж за итальянца, и Томка, получившая это известие, пропьянствовала на радостях два дня с Зинкиной матерью. Делясь жизненной мудростью, подвыпившая Тома говорила своей собутыльнице: «Выйти замуж за деньги — это значит заработать их тяжелым трудом». А еще через три месяца Чугунова записала в свой актив двух греков, турка и мальтийца.

Сходив в церковь, Тома поставила свечки святому Николаю и деве Марии, повинилась перед батюшкой и попросила благословить на бизнес за границей. Несмотря на настойчивые уговоры и обещания крупной взятки, батюшка благословения не дал, но грехи отпустил.

Тома лишний раз убедилась, что грешен, как правило, не тот, кто согрешил, а тот, кто покаялся.

Таким вот образом Тома Чугунова, крашеная блондинка сорока трех лет с лицом, несущим следы пристрастия к шампанскому, кулаками, склонными к наглым мужицким рожам, и ртом, похожим на туз червей, появилась перед княгиней Крамской и, изложив по просьбе последней свою историю, заявила, что ей позарез нужна «баронесса». И как можно скорее. Слово «баронесса» навеивало на Тому что-то развратное и вдовье, и поэтому нравилось ей больше всего.

Остап появился в офисе уже в середине разговора.

Обозрев спелую и налитую, как боксерская груша, фигуру бывшей проститутки, Остап подумал: «Тела давно минувших дней». Две женщины беседовали уже давно и безрезультатно.

Понимаете, Тамара Ивановна, пусть вам не покажется мой вопрос бестактным, но наше Общество бережет честь своего имени, и нам хотелось бы знать цели, для которых вам понадобился титул, — монотонно бубнила Мария Сергеевна. Слова просачивались через пуговичную петлю ее губ, как заморенные. — Есть вещи, несовместимые с дворянским именем, тем более, что на официальных бумагах будут стоять подписи больших уважаемых людей. Проституция не может стоять рядом с понятием чести. Вот если бы…

Если бы у бабушки был член, она была бы педерастом, — грубо прервала княгиню Тома, обозначив неутешительную альтернативу для бабушки. Чугунова явно начинала нервничать.

Вы, прямо, как поп. Почему это вы считаете, что проституция несовместима с понятием чести? У нас она совместима со всем. Чем я хуже банкира или, скажем, политика? Даже Ленин считал, что существуют политические проститутки. Я, правда, не знаю точно, что это такое, но если бы вы берегли Россию тогда, в семнадцатом году, то, может быть, сейчас титулы не продавались бы на каждом углу. И вообще, не надо лезть в душу, оттуда и так уже нечего выносить

То, что вы делаете, глубоко аморально, — начала горячиться Крамская. — Вы превращаете невинных девушек в падших женщин. Из-за таких, как вы, из родильного дома сразу попадают в публичный.