Все страхи мира

Оглавление

— Двигатель?

— В отличном состоянии, как сама машина, так и обслуживающий персонал. Ты видел результаты проверки предохранительных систем реактора, правда?

— Да, — кивнул Рикс. Подлодка закончила испытания предохранительных систем реактора с почти идеальными результатами, а это было святая святых атомного сообщества.

— Сонар?

— Мы получили лучшее на флоте оборудование — еще до того, как оно начало поступать на остальные корабли. Нам помог один из твоих старых сослуживцев, Барт, доктор Рон Джонс. Сейчас он работает в «Соносистемз» и даже провел неделю в плавании. Лучевой анализатор функционирует как в сказке. Нужно бы пригладить кое-что в торпедном отсеке, но совсем немного. Думаю, они сумеют сократить время еще на тридцать секунд. Там молодой командир. Между прочим, в торпедном отсеке все ребята молодые. Еще не успели сработаться, хотя и так они ненамного хуже, чем парни на «Текумсе». Будь у меня чуть больше времени, я привел бы их в полный порядок.

— Ничего страшного, — удовлетворенно заметил Рикс. — Черт побери, Джим, мне ведь тоже нужно заниматься чем-то. Сколько контактов тебе удалось установить во время патрулирования?

— С одной подлодкой класса «Акула» — «Адмирал Лунин». Три раза засекал его, ни разу не ближе шестидесяти тысяч ярдов. Вряд ли ему удалось услышать нас. «Адмирал Лунин» так и не повернулся в нашу сторону. Однажды мы сохраняли контакт в течение шестнадцати часов. Там была удивительно спокойная вода, ну и, — Росселли улыбнулся, — я решил следить за ним подольше, с большого расстояния, разумеется.

— Сразу видно командира атакующей подлодки, — усмехнулся Рикс. Сам он всю жизнь плавал на ракетоносцах, и поведение Росселли ему не нравилось. Ну и что? Сейчас не время для критики.

— Действительно, ты собрал немало данных о нем, — вмешался Манкузо, чтобы показать, что он не возражает против действий Росселли. — Хорошая лодка, а?

— «Акула»? Очень хорошая. И все-таки недостаточно хорошая, — ответил Росселли. — Однако меня ничто не будет беспокоить до тех пор, пока мы не научимся следить за этими красавицами. — Он ткнул большим пальцем в сторону палубы «Мэна». — Однажды на «Гонолулу» я попытался угнаться за Ричи Сейцем на «Алабаме», и он ускользнул от меня. Это была моя единственная неудача. Думаю, что Господь Бог сможет найти «Огайо» в океане, но для этого и ему понадобится немало везения.

Росселли совсем не шутил. Атомные ракетные подлодки класса «Огайо» не просто не издавали лишнего шума во время подводного плавания. Уровень шума, излучаемого ими, был даже ниже фоновых звуков океана — что-то вроде шепота во время концерта рок-музыки. Чтобы заметить их, нужно было подплыть к ним почти вплотную, однако на этот случай у подлодок класса «Огайо» были лучшие в мире сонарные системы. Для своих ракетоносцев Военно-морской флот США сделал все возможное. В контракте с фирмой, взявшей на себя строительство подлодок этого класса, оговаривалась предельная скорость не ниже 26–27 узлов. Уже первый ракетоносец достиг скорости 28,5 узлов, а «Мэн» во время ходовых испытаний развил 29,1 благодаря новой и удивительно обтекаемой суперполимерной краске. Его винт с семью лопастями позволял развивать скорость почти в 20 узлов без малейшего намека на шумную кавитацию, а реактор почти во всех режимах работал на естественной конвекционной циркуляции, что исключало нужду в потенциально шумных насосах. В этом классе подводных лодок маниакальное стремление военно-морского флота свести шум до минимума достигло своей вершины. Даже лопасти миксера в камбузе были покрыты винилом, чтобы не допустить касания металла о металл. Ракетоносцы класса «Огайо» были такими же аристократами среди подводных лодок, как автомобили «роллс-ройс» среди машин.

Росселли повернулся к Риксу.

— Ну что ж, Гарри, теперь она твоя.

— Ты не смог бы передать ее мне в лучшем состоянии, Джим. Пошли, клуб «О» все еще открыт. Я угощу тебя пивом.

— Идем, — ответил бывший командир внезапно охрипшим голосом.

Они вышли из каюты и направились к трапу. Члены экипажа выстроились вдоль коридора, чтобы последний раз пожать руку Росселли. К тому моменту, когда он подошел к трапу, у него на глазах выступили слезы, при спуске на пирс слезы скатывались по щекам. Манкузо понимал чувства Росселли. На его месте он испытывал бы то же самое. Хороший командир всегда питает к своему кораблю и экипажу подлинную любовь, а для Росселли положение было особым. Он командовал несколькими подводными лодками — больше чем сам Манкузо, — и потому оставлять последнюю оказалось особенно трудно. Теперь для Росселли оставалась только штабная работа. Отныне он будет командовать всего лишь письменным столом и больше никогда не станет командиром военного корабля, не займет пост, равный для морского офицера разве что престолу. Разумеется, он будет плавать на кораблях, давать оценку действиям их командиров, проверять идеи и тактическое мышление — но с этого момента он превратится только в гостя, которого терпят по необходимости и никогда не считают желанным. Наиболее неприятным станет то, что отныне ему придется избегать посещения корабля, которым командовал, чтобы экипажу не пришло в голову сравнивать его стиль со стилем нового командира, подрывая таким образом авторитет капитана. Подобная ситуация, подумал Манкузо, походила, наверно, на прощание эмигрантов с родиной — как это было с его предками, последний раз оглядывающимися на берега Италии, зная, что больше никогда не вернутся сюда и что жизнь их изменилась бесповоротно.