Семь соблазнов

Оглавление

— Эрнесто, Эрнесто, все это похоже на безумный сон.

— Что есть, то есть, — с готовностью подтвердил он. — И честно говоря, я не горю желанием просыпаться. Кстати, помнишь, я говорил тогда о работе?

Бетти улыбнулась.

— А как же! Признаться, ты порядком меня заинтриговал. Но разве это был не предлог, чтобы встретиться со мной?

Голос ее звучал кокетливо и откровенно дразняще. С Марком она никогда не позволяла себе такого тона.

— Отчасти. На самом деле, я подумал: может быть, ты захочешь сняться для нашей рекламной кампании?

— Это вопрос или предложение? — со смехом откликнулась Бетти.

— Скорее, второе.

— Но, Эрнесто, какая же из меня модель?

— Такая, как надо. По крайней мере, я сразу разглядел в тебе потенциальную звездочку!

— Но ты ведь даже не фотограф, — заметила Бетти.

— Главнее меня в детройтском «Дименсьоне» никого нет. Как я скажу, так и будет. Тем более, что у тебя на самом деле модельная внешность. То есть такая, которой подвластны любые образы.

Бетти как завороженная слушала его.

— И потом, — Эрнесто предостерегающе поднял руку, — я же не призываю тебя становиться супермоделью. Так, пара снимков, просто ради развлечения. Чтобы тебе было полегче забыть свою драму. И чтобы как-нибудь за завтраком ты не съела мою сестренку.

В последней фразе сквозил откровенный сарказм, но Бетти даже не обратила на это внимания.

— Что ж, надеюсь, у меня будет время подумать?

— Почему бы и нет.

Они продолжали болтать, и Бетти ясно поняла, что с Марком никогда не ощущала ничего подобного. Даже в самые хорошие дни не было у них такой легкости в общении, такой милой атмосферы безобидного флирта с возможными далеко идущими последствиями. Бетти не знала, что будет дальше, и не хотела ничего загадывать. Но то, что она испытывала сейчас, было просто прекрасно.

12

Джереми Уилкинс и не подозревал, что у его дочери завязывается новая дружба. В тот самый момент, когда Бетти и Эрнесто шли по улице, весело болтая, он, насупившись, сидел в своей машине и вспоминал неудавшуюся сделку с Пилар. Может быть, он повел себя слишком бестактно? Хотя как иначе можно провернуть подобное дело? Просто он недооценил ее. А может, надо было предложить больше? Ведь говорят же, что то, чего нельзя сделать за деньги, можно сделать за очень большие деньги.

Но тут он вспомнил ее горящие глаза, весь ее вид, действительно оскорбленный, и понял: нет, сумма тут ни при чем.

Хорошо, но что же делать дальше? Звонить Фаулеру, чтобы тот, как следует пригрозил ей? Но выход ли это? Или совсем бросить эту затею? В конце концов, будет ли Бетти счастлива, зная, на какие подлости пошел ее отец?

Уилкинс почувствовал нечто вроде угрызений совести. Ведь на самом деле он был вовсе не плохой человек. Его просто ослепила любовь к дочери, и он всеми силами пытался ей помочь. Он привык считать, что для достижения цели все средства хороши, а сейчас впервые задумался: все ли?

Ах, каким взглядом эта Пилар обожгла его на прощание! Сколько было в нем презрения, и превосходства, и даже жалости! Каким подлецом он себя почувствовал! Джереми, ты, кажется, вообразил себя властителем судеб, горько сказал он себе. Ну и как, нравится тебе роль Господа Бога? Или не по плечу?

Он все сидел и никак не мог заставить себя завести машину. В этом далеком от центра районе Уилкинс бывал очень редко, все здесь внушало ему какой-то суеверный страх. А что, если Бог покарает его за все эти мерзости и отнимет у него Бетти? Нет-нет, этого не должно быть!

Уилкинс распахнул дверцу своего массивного автомобиля и чуть ли не бегом бросился к дому, где жила Пилар. Он весьма смутно представлял, что ей скажет. Но тот взгляд!.. Да она словно пощечину ему дала. И, собственно говоря, за дело!

Он пешком поднялся на шестой этаж, нетерпеливо позвонил в дверь. Через несколько секунд послышались неторопливые шаги. Дверь отворилась, и Уилкинс с недоумением уставился на невысокую простоватую толстушку в поношенном свитере.

— Э-э, простите, я, кажется…

Уилкинс растерялся. Может, он ошибся дверью?

Но девушка, казалась, ничуть не удивилась, увидев его на пороге.

— Вам, наверное, нужна Пилар? — вяло спросила она и, получив утвердительный кивок, удалилась. Полминуты спустя девушка вернулась и протянула ему сложенный вдвое лист бумаги.

— Кажется, это вам, — буркнула она и выразительно поглядела на Уилкинса.

Он понял, что вряд ли добьется чего-то еще от этой не слишком приветливой особы, и поторопился уйти, не забыв, однако, поблагодарить.

Письмо было адресовано Марку, но Уилкинс инстинктивно развернул его. Большой беды не будет, если он прочитает.

Буквы были мелкие, аккуратные. В некоторых словах Уилкинс заметил ошибки. Иностранка есть иностранка, снисходительно подумал он. Странно, но с каждой строкой письма его ненависть к этой женщине таяла.

...

Милый мой Марк, если ты читаешь это письмо, значит, ты побывал у меня дома. Это хорошо. Я волновалась, что не успела предупредить тебя.

У нас большая беда: тяжело болен дедушка. Мне пришлось срочно уехать, надеюсь, что застану его в живых. Не могла связаться с тобой. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Я вернусь, как только смогу, и обязательно позвоню из Буэнос-Айреса. Я люблю тебя, не тревожься ни о чем и, пожалуйста, попробуй еще раз поговорить с Бетти. Я с тобой, держись молодцом и ничего не бойся.

Твоя Пилар.

P.S. И прошу тебя, помолись за здоровье моего дедушки.

Уилкинс торопливо сложил письмо. Было в этих строках что-то такое, от чего ему стало не по себе. Глубоко интимное, не предназначенное для чужих глаз. Но теперь уже поздно: прочитал так прочитал.