В объятиях тирана

Оглавление

— Она очень плохо провела ночь, — устало сообщил он, поднимаясь с кровати.

— Это означает, что и вы тоже. — Говард знал, что, несмотря на круглосуточное дежурство сиделок, отчим не мог спать, пока бодрствовала Элизабет.

— Я предпочел бы оказаться на ее месте!

В его отчаянном возгласе слышалась неподдельная боль, и суровые серые глаза Говарда несколько смягчились.

— Я тоже, — угрюмо согласился он.

С того самого момента, как у матери обнаружили смертельное заболевание, Говарда не отпускали гнев па несправедливость судьбы и чувство беспомощности. Порой создавалось впечатление, что сама Элизабет воспринимает свое положение гораздо легче, чем он. Ее терпение и храбрость казались ему почти сверхъестественными, но временами на него находило сомнение, не притворяется ли она ради них. Неужели болезнь не вызывает у нее отчаяния? Хотя, может быть, он испытывает их за двоих…

— Вы уже сообщили Кристине? — спросил он, пренебрегая негласным запретом упоминать это имя в присутствии Огастеса. Само нахождение его в бывшей спальне Кристины давало ему на это право.

К тому же, как бы ни бесило Огастеса ее поведение. Говард знал, что стареющий магнат обожает свою непутевую дочь. Огастес покачал головой.

— Не так просто сообщить о чем-то той, кого не видел восемнадцать месяцев, — раздраженно возразил он.

— Думаете, я поверю, что вы не представляете, что с ней сейчас творится?

Зная отчима достаточно хорошо, Говард не сомневался в том, что старику известно даже то, что у нее сегодня на обед. Яростные заявления Кристины, что ее жизнь полностью контролируется отцом, были отнюдь не лишены оснований.

Пожав плечами, Огастес взял оправленную в рамку фотографию, с которой на него смотрела сжимающая в руках сверкающий спортивный кубок дочь с завязанными в хвост волосами.

— В этом возрасте с ней было гораздо легче, — ностальгически вздохнул он.

Сильно сомневающийся в том, что такой момент вообще мог когда-либо иметь место в жизни Кристины Гаскел, Говард предпочел тактично промолчать.

— Не говоря уже об искреннем огорчении, она будет просто вне себя от ярости, узнав, что вы ей ничего не сказали, — заметил он некоторое время спустя.

Несмотря па весьма драматическое начало их знакомства, единственная дочь Огастеса очень привязалась к Элизабет, которая все эти годы частенько служила своеобразным буфером между обеими воюющими сторонами. Вся беда в том, подумал Говард с кривой усмешкой, что ни Огастес, ни Кристина не намерены уступать друг другу ни на йоту. Оба отличались поистине ослиным упрямством — хотя Кристина выглядела гораздо привлекательнее.

Перед его мысленным взором возникло лицо с маленьким упрямым подбородком, широким, чувственным ртом и необычного, зелено-голубого цвета глазами. Интересно, отрастила ли она волосы? Когда Говард видел Кристину в последний раз, они были коротко острижены, но лично он предпочитал представлять их распущенными и спускающимися почти до пояса. Хотя непонятно, почему ему вообще пришло в голову думать об этом…

— Ты же знаешь, что я никогда не умел с ней обращаться, — пожаловался Огастес.

Кому он это говорит, мысленно усмехнулся Говард, вспоминая свою последнюю бурную встречу с девушкой.

Он до сих пор не понимал, почему ему тогда взбрело в голову поцеловать ее. Можно подумать, что она ему не безразлична. Вот еще!.. Во-первых, не в его правилах иметь дело с двадцатидвухлетними девицами, а во-вторых, что может быть хлопотней, чем вступать в какие-либо личные отношения со столь неуправляемой, упрямой и безрассудной особой, как Кристина Гаскел.

Может быть, дело было совсем не в ней, а в его раздражении. Ведь даже сейчас, при одном воспоминании о ее явном нежелании прислушаться к голосу разума, у него сводило скулы. Ворвавшись в его офис в самый разгар важного совещания, Кристина затеяла скандал прямо в присутствии важных клиентов, и, какова бы ни была мотивация его опрометчивого поступка, ее реакция оказалась ниже всякой критики! Одно Говард знал точно: он не собирается оказывать в будущем Огастесу никаких услуг в том, что касается его заблудшей дочери.

— Вы же понимаете, что, если сообщите ей о болезни Элизабет, она вернется домой.

— Понимаю. Однако я надеялся… — Широкие плечи Огастеса поникли.

— Что она вернется по собственной инициативе? — На взгляд Говарда, скорее на земле воцарится всеобщий мир и взаимопонимание.

— Но обстоятельства изменились.

— Именно это я и пытаюсь вам сказать.

— Нет, тут дело вовсе не в Элизабет. — К великому изумлению Говарда, рука потершего подбородок Огастеса дрожала. — Кристина беременна.

Последовало долгое молчание, во время которого старик снова опустился на кровать.

— Нет, это невозможно, — пробормотал ошеломленный Говард. Неизвестно почему, но он был совершенно уверен в том, что Кристина не может быть беременна… Ведь для этого необходимо…

Покачав головой, он начал мерить комнату шагами. Мое неверие вполне естественно, уверял он себя. Эта девушка для меня все равно что… сестра. А в подобных обстоятельствах любой мужчина чувствует себя защитником.

Подняв опущенную голову, Огастес взглянул на остановившегося перед ним пасынка, несколько побледневшего и выглядевшего от этого еще более мрачным.

— Боюсь, что сомневаться не приходится, Говард. За последнее время она шесть раз посетила женскую консультацию.

Господи! Говард попытался хоть как-то примириться с фактами, сообщенными ему Огастесом, и не смог. Впервые в жизни он позавидовал страусу, в трудный момент прячущему голову в песок.