Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых

Оглавление

— Так. Подполковник Петряк Иван Адамович. Пятьдесят восьмая, часть первая. Шпионаж.

Генерал захлопнул папку и посмотрел на сидящий перед ним скелет, обтянутый кожей.

— Браво, Петряк! Вопросов у меня к тебе нет. Я знаю больше, чем ты можешь мне сказать. И поговорить я хочу не с тобой, а с другим беглецом. Тот мне поверит. Возвращайся в отряд. К стенке я тебя ставить не буду. Дарую тебе свободу. И следить за тобой тоже никто не станет. Ты сделаешь для меня доброе дело, как я для тебя. Передашь мою записку Гюнтеру Гофману.

Улусов встал, взял папку со стола, подошел к задержанному и открыл ее перед ним.

— Вот его фотография, если ты не знаешь его имени. В одном забое уголек добывали. Я думаю, вы этого немца уважаете, несмотря на то что он бывший ваш враг, иначе в побег с собой не взяли бы. Его есть за что уважать, он человек чести и взят в рукопашном бою. Несмотря на то что полковник сам ходил в атаку, и подонки из немецкого СМЕРШа ему в спину не целились. Пусть прочтет и придет, куда я указал. Даю гарантию, что он вернется, как ты, живым и невредимым.

Улусов сунул записку в карман зека, костюмчик которого был на два размера больше его обладателя: наверняка снял по пути с пьяного работяги.

Генерал открыл дверь и позвал капитана.

— Развязать и отпустить, сопроводить до окраины, чтобы его опять сюда не привели.

Повернувшись к задержанному, сказал:

— Услуга за услугу, Петряк!

На стрелке поезд свернул вправо.

— Не зря, видно, Бог дал мне фамилию Стрелов, — усмехнулся капитан третьего ранга, — вот судьба и вывела меня на роковую стрелку.

Он передвинул рычаг вперед до конца. Над головой пронеслись самолеты.

— Дождались своего, коршуны сизокрылые.

Солнце уходило за горизонт, темнело очень быстро. Яша накидал в печь угля и надел китель.

— Вот и все, ребята! Простите за грех, не дали нам возможности предать вас земле, как требует того христианский обычай.

Он подошел к ступеням. Паровоз набрал предельную скорость, состав болтало из стороны в сторону, и казалось, он вот-вот опрокинется. Лес начал редеть, сквозь деревья был виден кровавый закат. Пора. Яков спустился на две ступеньки и прыгнул вперед по ходу поезда, но заколдованный паровоз его не отпустил от себя. Верхний крюк перил попал под китель и, прорвав его до лопаток, вынырнул из-под ворота у затылка. Крепкая ткань стоячего воротничка выдержала нагрузку, и морячок повис в воздухе, словно котенок, которого держали за шкирку. Ворот сдавил горло. Яша просунул руки под удавку и попытался разорвать удушающую петлю. Ничего не получилось, крючки крепко сидели на своем месте, сам пришивал. Надо же было, дураку, застегиваться как на парад. Дисциплина и устав его погубили. Но нет. Рано еще подыхать! Да еще так глупо. Стрелов продолжал бороться за свою жизнью Ветер трепал его, как куклу, подвешенную на веревочке. В воздухе прорычали моторы самолетов, где-то позади раздались взрывы. Эшелон тряхнуло с такой силой, что воротник лопнул. Дышать стало легче. Стрелов повис в воздухе, ничего не соображая, и тут его ударил выступ первого вагона. Возможно, этот удар спас ему жизнь, он не угодил под колеса, а, отлетев в сторону, распластался на высохших за лето кочках.

Вагоны мелькали со свистом и грохотом. Самолеты заходили на новый круг, вновь и вновь сыпались бомбы. Яркие вспышки озаряли небо, вагоны разлетались в щепки. Поезд не сдавался, безжалостный огонь откусывал от состава задние вагоны, словно резал колбасу на кусочки. Бомб не жалели, но в темноте наводчики мазали, и упорный, не сдающийся состав продолжал движение, пока снаряд не угодил в паровоз.

Яков очнулся на рассвете. Сквозь дым проглядывало восходившее солнце. Горящие вагоны вытянулись змейкой к горизонту, испуская последний дух, уходящий к небу черными клубами. Он попытался приподняться. Резкая боль в плече, на которое пришелся удар, заставила его застонать. Левая рука не действовала, висела плетью. Ему стоило немало сил, чтобы заставить себя встать на ноги.

— Спасибо тебе, Отец народов, проявил заботу о ближних! — глухо прохрипел моряк.

2

Басистый голос павлина эхом отдался по тайге. Первые лучи солнца появились из-за горы, и город заиграл своей белизной.

— Пора, — сказал князь. — Намаз длится двадцать минут. За это время мы доедем до площади. Нас должны видеть все.

Трое так называемых послов под руководством Пенжинского верхом на лошадях, с карабинами за спиной шли одним рядом. Слева от князя — Петр Кострулев, справа — Родион Чалый с копьем в руках. За ровно шагающей тройкой шел Улдис и вел под уздцы двух лошадей, впряженных в телегу с невероятно огромными самолетными колесами. На телеге стояла клетка из мощных дубовых веток, а в клетке ревел бурый медведь, в пасти которого могла поместиться человеческая голова.

В лагере остались только Рина и Надине, остальные пошли с делегацией, но остались в лесу на случай, если «послов» посмеют преследовать. Дейкин и Шабанов прихватили с собой пулемет, но на серьезный бой никто не рассчитывал. Вступать в поединок с противником, превосходящим в численности во сто крат, — было бы подобно тому, как остановить нашествие саранчи, загородив поля с посевами грудью. И все же план Кистеня приняли и считали его правильным. Альтернативы не нашлось.

— Я похож на старика, которого старуха послала к синему морю с очередной просьбой к Золотой рыбке, — покачиваясь в седле, сказал князь, — но не знаю, как рыбка среагирует на мое появление. То ли исполнит мое желание, то ли оставит у разбитого корыта.

Все промолчали. Напряжение нарастало. Они выдвинулись к площади. Дикий рев медведя заставил обитателей Белого города забыть о молитве и разбежаться. На постаменте возле золотого идола остались шейх и его ближайшее окружение.