Смерть на ипподроме (Кураж, Нерв)

Оглавление

— Ладно, — улыбнулся я. — Я остаюсь. На диване.

Она сразу оживилась и рассказала мне, как выглядела по телевизору скачка и следовавшее за ней интервью.

— В начале передачи он заявил, что появление твоего имени на табло кажется ему ошибкой. Он слышал, что тебя нет на ипподроме. Я даже начала волноваться, что ты все-таки не доехал. А после вы были похожи на закадычных друзей. Когда стояли рядышком и его рука лежала у тебя на плечах. И ты улыбался ему так, будто в его глазах сияло солнце дружбы. Как тебе это удалось? Он же пытался тебя подколоть, правда? Мне так показалось. Но, может быть, из-за того, что я знала… — она замолчала на полуслове и совершенно другим, трезвым, деловым тоном спросила: — Что ты собираешься с ним сделать?

Я сказал.

Она была потрясена:

— Нет, ты не сможешь! — Я только улыбнулся. Она вздрогнула. — М-да, не знал он, на что идет, когда взялся за тебя.

— Ты поможешь мне? — спросил я. Ее помощь была бы очень существенна.

— Может, ты передумаешь и обратишься в полицию?

— Нет, нет и нет!

— Но то, что ты задумал… Это… сложно и требует большой работы. А вдобавок и дорого.

— И все же… Ты проведешь для меня этот разговор по телефону?

Она вздохнула:

— А ты не думаешь, что смягчишься, когда заживут все ссадины?

— Надеюсь, что нет.

— Я подумаю, — сказала Джоан, вставая и собирая грязные тарелки.

Она не позволила помочь ей. Так что я подошел к мольберту посмотреть, над чем она работала весь день. И был несколько взволнован, обнаружив, что это портрет моей дочери, сидящей за роялем.

— Боюсь, он не очень удачен, — заметила она, войдя в комнату. — Что-то не ладится с перспективой.

— Когда ты его начала?

— Вчера днем.

Мы помолчали.

— Тебе не поможет, если ты станешь уверять себя, что испытываешь ко мне материнские чувства. (Она вздрогнула от удивления). Мне не нужна материнская опека. Мне нужна жена.

— Я не могу… — начала она, у нее перехватило горло. Пожалуй, я поторопился и слишком сильно нажал на Джоан. А она вдруг схватила тряпку, пропитанную скипидаром, и стала соскребать еще влажные краски. — Ты видишь слишком много, — объявила она. — Больше, чем я сама.

Сделав над собой усилие, я улыбнулся ей. И она, улыбнувшись в ответ, вытерла руки тряпкой и повесила ее на мольберт.

— Ладно, я проведу этот разговор по телефону, — согласилась она. — Ты можешь начинать… делать, что задумал…

На следующее утро я поехал повидаться с Грэнтом Олдфилдом. Из-за сильного ночного мороза (что означало отмену дневных скачек) деревья и дорожные обочины покрылись сверкающим инеем. И я получил удовольствие от этой поездки, несмотря на то, что рассчитывал на прием столь же леденящий, как и погода.

Я прошел через запущенный сад и потянул начищенную до блеска ручку звонка. Опрятная темноволосая женщина в зеленом шерстяном платье взглянула на меня вопросительно.

— Я приехал… Я хотел повидать… Не скажете ли, где я могу найти Грэнта Олдфилда?

— Он здесь живет. Я его жена. Одну минуточку, я его позову. А как передать, кто его спрашивает?

— Роб Финн.

— О! — удивленно воскликнула она и приветливо улыбнулась. — Входите же! Грэнт будет рад повидаться с вами.

Я сомневался в этом. Но все же вошел в маленькую прихожую, и она захлопнула за мной дверь. Все кругов блестело: казалось, это совсем не тот дом, который я помнил. Она провела меня в кухню — в еще одно сверкающее чистотой помещение.

Грэнт сидел за столом и читал газету. Увидев меня, расплылся в удивительно приветственной улыбке. Он как-то усох и постарел, но был уже почти здоров.

— Как поживаешь, Грэнт? — спросил я неловко.

— Спасибо, Роб, мне гораздо лучше. Уже две недели, как я дома.

— Он попал в больницу, — объяснила жена, — на следующий день, как вы привезли его домой. Доктор Пэрнел написал мне, что Грэнт болен и не может с собой справиться. Ну я и вернулась, — она улыбнулась мужу. — А теперь все будет хорошо. Грэнт получил работу. Через две недели он начнет продавать игрушки.

— Игрушки? — поразился я.

— Да. Считают, ему нужно делать что-то, не имеющее отношения к лошадям. Иначе он снова начнет нервничать.

— Мы очень благодарны тебе, Роб, — подтвердил Грэнт.

Видя мое удивление, его жена пояснила:

— Доктор Пэрнел объяснил мне, что вы имели полное право отправить его в полицию.

— Я пытался убить вас, — произнес Грэнт недоумевающе, будто он никак не мог понять, что тогда чувствовал. — Я действительно пытался убить вас!

— Доктор Пэрнел говорит, если бы вы были другим человеком, Грэнт кончил бы в тюремном сумасшедшем доме.

— Похоже, доктор Пэрнел наговорил лишнего.

— Он хотел, чтобы я поняла, — сказала она, улыбаясь. — Если уж вы дали Грэнту еще один шанс, то и я должна была поступить так же.

— Вас не взволнует, если я спрошу, как вы потеряли работу у Эксминстера?

Миссис Олдфилд защищающе придвинулась к нему.

— Не надо вспоминать снова, — с беспокойством попросила она, — про все эти обиды и унижения.

— Не бойся, любимая, — Грэнт обнял ее за талию. — Валяйте, Роб!

— Я верю, что вы не лгали, когда сказали Эксминстеру, что не продавали информацию профессиональному скаковому игроку Лаббоку. Но Лаббок получал ее от кого-то и расплачивался за нее. Кому же он платил на самом деле, если считал, что платит вам, — вот что надо выяснить.

— Все не совсем так, Роб. Я сам над этим голову ломал, и ездил к Лаббоку, и страшно разозлился на него… — он улыбнулся печально. — И Лаббок мне признался, что пока Джеймс Эксминстер не сообщил ему, он точно не знал, у кого покупает. Он предполагал, что, возможно, это я. Но он получал сообщения по телефону и посылал мне плату на имя Робинсона на адрес какого-то почтового отделения в Лондоне. Он, конечно, не поверил, что я об этом и понятия не имею. Он просто подумал, что я не сумел как следует замаскироваться, а теперь пытаюсь выкрутиться из беды.