Влечение

Оглавление

— Так-то оно так, — покачала головой Катрин. — Но знаешь, когда-то, очень давно, я слышала смутные слухи о том, что было две вазы. Не помню только, кто об этом говорил.

— Было две вазы? — с внезапно вспыхнувшей надеждой переспросил Ив. Но тут же помрачнел. — Ты хочешь меня утешить. Спасибо тебе, но это невозможно. Если бы было так, Батистен обязательно упомянул бы об этом, когда мы с ним рассматривали вазу. А он ничего не сказал.

— Ты ведь знаешь Батистена, — возразила Катрин. — Он часто поступает весьма своеобразно. А в том, что касается истории его семейства, он не всегда бывает откровенен. Он считает своего отца образцом добродетели, но Доминик говорил мне, что его дед был далеко не таким. — Катрин умоляюще взглянула на Ива. — Послушай, постарайся понять Софи. Поговори с ней еще раз. Мне невыносимо думать о том, что ей приходится переживать.

— Это бессмысленно, — покачал головой Ив. — Мы наговорили друг другу слишком много лишнего. Прежних отношений теперь не вернешь. Даже если бы мне этого и захотелось, — грустно добавил он.

Хотя Софи, в отличие от Ива, не пыталась утопить свое горе в вине, но спала она еще хуже, чем он. Вернее, совсем не спала. Как она ни старалась заставить себя думать о чем-то другом, мысли ее упрямо возвращались к тому, что с ней произошло.

Теперь было уже слишком поздно раскаиваться в том, что она с самого начала не призналась Иву, кем приходится ей Фернан Рулен. Поступи она таким образом, Ив отверг бы ее с самого начала и не дал бы ей возможности так безоглядно влюбиться в него. Тогда ей, наверное, было бы легче. Мучительнее всего было думать о том, что он совсем не любил ее. Иначе он хотя бы выслушал ее, позволил бы ей все объяснить. Но ему это было ни к чему. Похоже, ему просто был нужен любой предлог, чтобы прекратить их отношения.

Измученная этими бесконечными и к тому же совершенно напрасными размышлениями, Софи едва дождалась утра. Как только рассвело, она вскочила с тахты, умылась ледяной водой, натянула джинсы и водолазку и, не проглотив ни кусочка, вышла из дома. Она бродила по городу несколько часов, не останавливаясь ни на минуту, и опомнилась, лишь когда обнаружила, что бредет по аллее, обсаженной кипарисами, среди которых виднеются какие-то саркофаги. Оказалось, что она забрела на место, где когда-то располагался некрополь.

Софи чуть не падала с ног. Она поняла, что если сейчас же не повернет к дому, то просто рухнет на землю от слабости. Недостойно так вести себя, подумала она. Ив не стоит таких мучений. Собравшись с силами, она повернула к дому и долго еще шла, заставляя себя держаться уверенно.

Когда же впереди показался дом Рулена, сердце ее чуть не остановилось. У дома стояла полицейская машина. Ее ждали. До этого мгновения. Софи не верила, что Ив все-таки поступит так, как пообещал. Она считала, что это были пустые угрозы, сказанные сгоряча. Теперь в ней будто что-то умерло. Но она гордо подняла голову и, стараясь скрыть тревогу, решительно направилась к машине.

У машины стояли двое мужчин — полицейский инспектор и Ив Каррер. Софи окинула Ива презрительным взглядом и прошла мимо него к полицейскому, не заметив, как потрясло Ива ее осунувшееся бледное лицо с лихорадочно горевшими глазами. Ив машинально шагнул к ней, испытывая нестерпимое, но абсолютно иррациональное желание защитить ее. Но Софи, держась так, будто его здесь и не было, уже подошла к полицейскому.

— Мадемуазель Дюфур? — спросил инспектор строгим тоном.

Софи кивнула, и он двинулся вслед за ней к дому. Войдя в гостиную, инспектор огляделся, увидел по-прежнему стоявшую на столе бледно-розовую вазу и, вероятно, несколько удивился. Обычно краденое не выставляют напоказ. Откашлявшись, инспектор сказал:

— Прощу прощения, мадемуазель, но, по поступившим к нам сведениям, эта вещь, — он указал на вазу, — возможно, является краденым имуществом.

— Ваши сведения ошибочны, — ответила Софи, стараясь не глядеть на Ива и не утратить достоинства. — Эта ваза принадлежала моей прабабушке.

— Допустим, — кивнул полицейский. — Можете ли вы представить доказательства своих прав на эту вазу?

Разумеется, никаких доказательств у Софи не было. Только слова матери. Поверит ей полицейский или нет, она должна все объяснить ему. Почти физически ощущая устремленный на нее сзади насмешливый взгляд Ива, она твердо проговорила:

— Боюсь, что сейчас не могу предоставит никаких доказательств. Я разыскала эту вазу здесь, в доме, по просьбе моей матери и по её описанию. Для меня вполне достаточно ее утверждения, что ваза принадлежит нам.

— Могу ли я поговорить с вашей матерью? — спросил полицейский.

Софи прикусила губу.

— Нет, это невозможно, — ответила она неохотно после небольшой паузы. — Дело в том, что мои родители сейчас в отъезде.

— А кто ваши родители и где они находятся?

— Мой отец— археолог, профессор Дюфур, — объяснила Софи.

Державшийся в стороне Ив с интересом вслушивался в ее слова. Сам-то он ничего не успел узнать о ее семье. Сейчас в нем все сильнее росло подозрение, что все происходящее вызвано каким-то недоразумением. Однако ничто не могло поколебать его уверенность что эта ваза — из дома Батистена.

— Сейчас он и моя мама, — продолжал Софи, — в экспедиции в Египте. Раскопки только что начались, и мне не хотелось бы прерывать их, вызвав родителей сюда.

— Кроме них, может ли кто-нибудь подтвердить права вашей семьи на эту вазу? Насколько я понимаю, никто?

— Да, вы правильно понимаете, — тихо ответила Софи, пытаясь унять дрожание губ и запрещая себе думать о том, как торжествует сейчас Ив.