Расследование

Оглавление

– С другой стороны, если я не сообщу в полицию, шантажист может решиться на вторую попытку. С надеждой выступить лучше, чем прежде. А для меня этого будет достаточно.

– М-да. – Он погрузился в размышления. – Но если вы дадите ясно понять, что не намерены преследовать того, кто устроил вам все это, он, возможно, оставит мысли о...

– Вы действительно убеждены, что скаковое дело только выиграет, если мы позволим шантажисту и убийце спокойно жить среди нас?

– Возможно, это лучше, чем скандал на всю страну.

– Голос государственного человека.

– Вы так думаете?

– А если он не сумеет оценить вашу логику и все же прикончит меня, неужели и тут удастся замять скандал?

Он не ответил, только пристально посмотрел на меня своими пылающими глазами.

– Ну ладно, – сказал я. – Обойдемся без полиции.

– Спасибо.

– Но тогда... Тогда придется заняться его поиском самим, поделив обязанности.

– То есть?

– Я отыщу его. А вы с ним разберетесь.

– К вашему полному удовлетворению? – не без иронии осведомился Ферт.

– Вот именно.

– А как насчет лорда Гоуэри?

– Поступайте с ним, как сочтете необходимым. Я не расскажу о нем Крэнфилду.

– Отлично! – Он встал с кресла, и я стал перебираться с постели на костыли.

– И еще одно, – сказал я. – Не могли бы вы переслать мне тот конверт, что получил лорд Гоуэри?

– Он у меня с собой. – Без колебаний он достал большой желтый конверт из портфеля и положил на кровать. – Вы поймете, что он сразу ухватился за то, что в нем было.

– В его положении это понятно, – согласился я.

Лорд Ферт двинулся через гостиную, затем остановился, чтобы надеть пальто.

– Может ли Крэнфилд сообщить владельцам, чтобы они присылали своих лошадей обратно? – спросил я. – Чем быстрее, тем легче будет подготовить их к скачкам в Челтенхеме.

– Дайте мне время до завтрашнего утра. Есть еще несколько человек, которые должны узнать об этом как можно скорее.

– Хорошо.

Он протянул мне руку. Я прижал правый костыль левой рукой и пожал ее.

– Может быть, когда все будет окончено, вы отобедаете со мной? – спросил лорд Ферт.

– С удовольствием.

– Отлично. – Он взял портфель, шляпу, окинул прощальным взглядом мою квартиру, кивнул мне, словно подтверждая принятое им решение, и удалился.

Я позвонил хирургу, который всегда чинил меня после моих падений:

– Я хочу снять гипс.

Он отозвался длинным монологом, из которого я уловил, что это можно сделать никак не раньше, чем через две недели.

– В понедельник! – потребовал я.

– Я от вас откажусь!

– Во вторник я возьму стамеску и сделаю это сам.

* * *

Обычно я сплю в пижаме, что в моих нынешних обстоятельствах оказалось очень кстати. На этот раз я нарядился в бело-зеленую клетчатую пижаму, которую купил год назад в Ливерпуле. В тот момент я больше думал о предстоящем «Большом национальном призе», чем о том, как будет эта пижама смотреться на мне в шесть утра зимой.

Пришел мрачный Тони с тушеным мясом. Узнав новости, остался отпраздновать. Отсутствие необходимости съезжать с квартиры обернулось для меня необходимостью пополнить истощенные запасы виски.

Когда Тони ушел, я лег в постель и стал просматривать странички, превратившие мою жизнь в ад. Что и говорить, читались они убедительно. Аккуратно напечатано, четко сформулировано. Уверенно изложено. Ни с первого, ни со второго, ни даже с третьего взгляда не смотрится как плод злого умысла. Никаких эмоций. Только факты. Уничтожающие факты.

"Чарлз Ричард Уэст готов подтвердить, что во время скачки, а именно на расстоянии шести фурлонгов от финишного столба на втором круге, он слышал, как Хьюз сказал, что собирается придержать лошадь с тем, чтобы она оказалась в позиции, исключающей победу. Точные слова Хьюза: «О'кей, притормозим, ребята!»

На остальных четырех листках все было так же коротко, ясно и по делу. На одном указывалось, что Декстер Крэнфилд через посредников сделал ставку на Вишневый Пирог у Ньютоннардса. На втором сообщалось, что и в предыдущих скачках из двух лошадей Крэнфилда часто выигрывала более темная. На третьем предлагалось обратить внимание на различия в тактике Хьюза при розыгрыше «Лимонадного кубка» и в последней скачке в Рединге. Там так и было сказано: «В последней скачке в Рединге». Гоуэри не стал ничего проверять, наводить справки, он просто затребовал пленку с отснятой последней скачкой в Рединге... Если бы перед заседанием он показал эту пленку не только Трингу и Плимборну, но и мне, все сразу бы стало на свои места. Тем не менее этот подвох прошел незамеченным. На четвертом листке самым категорическим образом утверждалось, что Крэнфилд дал Хьюзу деньги, чтобы тот придержал лошадь. В подтверждение прилагался фотоснимок.

Имелась также пояснительная записка.

«Все эти факты бросились мне в глаза. Они должны быть предъявлены в соответствующие инстанции, в связи с чем я и направляю их Вам как стюарду, возглавляющему расследование этого инцидента».

Шрифт машинки самый обыкновенный. Бумага тоже. Скрепки, одной из которых были пришпилены листки, продаются сотнями миллионов штук повсюду, да и желтый конверт, в котором были посланы эти листки, стоил пенс-два в любом магазине канцтоваров.

Фотография была в двух экземплярах. На обороте никаких опознавательных знаков.

Я сложил листочки и фотографии в конверт и бросил его в ящик стола у кровати. Выключил свет и лег. Я думал о том, как снова буду выступать в стипль-чезах, с нарастающим чувством облегчения и радости. Думал, каково пришлось бедняге Гоуэри в пятнадцатираундовом поединке со своей совестью. Думал об Арчи и его доме в рассрочку... О Джесселе, которому придется признать свою неправоту... О Роберте, забывшей свою гордыню. О шантажисте, мечущемся, как загнанная крыса. Замечательные мысли... Убаюканный ими, я погрузился в тихий спокойный сон – первый настоящий сон за все это время.