КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ

Оглавление

За пять часов до события Степа и Маруся

Сперва, когда они катили на псевдомилицейском «уазике» по Окружной, Степа еще напрягался из-за раскраски своего автомобиля. Но никто из участников движения не обращал на их машину никакого внимания. Вернее, обращали, но ровно такое, что и на настоящую ментовскую тачку: почтительное. Когда Степа выезжал ради обгона грузовиков во второй ряд МКАД, впереди идущие уступали ему дорогу. А те, кто в потоке ехал рядом с «уазиком», вели себя скромно, правил старались не нарушать.

Поэтому Степан постепенно успокоился. Рулил и рулил в свое удовольствие, даже почти забыл, что у него машина такая необычная.

Маруся сидела рядом с ним – бледная, напряженная, молчаливая.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил Степа.

С ума сойти, на что он стал способен. Разве раньше его когда-нибудь волновало, как чувствует себя та или иная девчонка из тех, что рядом!

– Нормально, – вымученно улыбнулась Маруся.

Выглядела она, краем глаза видел Степа, совсем неважно.

Держа левую руку на руле, парень правой пощупал ее лоб.

– Да ты вся горишь!

– Все нормально. Такое бывает. Иногда. Пройдет.

– О господи, только этого еще не хватало! Выпей аспирин.

– Я уже пила. Дома.

– Выпей еще. Аптечка на заднем сиденье. Я положил туда все, что нам может понадобиться. И аспирин тоже. – «Ага, и еще я на всякий случай добавил туда побольше бинтов, кровоостанавливающих жгутов и обезболивающего в ампулах». – И вода там есть.

Маруся встала коленями на кожаную подушку «УАЗа», развернулась против движения и принялась шарить на заднем сиденье. Под брюками обрисовалась ее соблазнительная попка. Степе так и захотелось ее сжать или хотя бы погладить.

– Прекрати, – сказала она. – Совершенно не то время и самочувствие.

Она закончила возиться на заднем сиденье, развернулась и уселась обратно – с таблетками в одной руке и бутылкой воды в другой.

– Я знаю, – вздохнул Степа, – что не время сейчас, не место... Может, тебе заодно и твое анти-ВИЧ средство принять?

– Сегодня больше пока нельзя его пить. И все равно от температуры оно не поможет.

– Может, вернемся домой? – шутейно предложил Степа.

Маруся расплескала воду, которой запивала таблетку.

– До-омой? – она обрушилась на Степу. Лихорадочно воспаленные глаза, казалось, заметали искры. – Зачем нам домой?

Степа был не рад, что предложил это.

– Что я там буду делать – дома? Умирать? Только без борьбы? Втихаря? Долго?

– Ладно, ладно, я пошутил. Ты видишь: мы едем. Едем.

Они без приключений проскочили пост на пересечении Кольцевой и Ленинградки. Гаишник внимательно посмотрел на «раковую шейку». Степа – он был в кожаной куртке, набычившийся, ни дать ни взять мент в штатском – шутливо отдал ему честь. Гаишник в ответ козырнул. Это привело Степу в веселое расположение духа. Первый раз в жизни ему салютовал гаишник.

Маруся сползла на сиденье, съежилась, накрылась курткой.

– Я, пожалуй, посплю.

– Ложись назад. Я остановлю, пересядешь.

– Нет. Я хочу здесь. С тобой рядом.

И она свернулась в клубочек и забилась под куртку. Степа остался один на один с дорогой: поземкой, дворниками, ни фига не счищающими грязь с ветрового стекла, ослепляющими встречными фарами. Но все это – чепуха по сравнению с тем, что они задумали. Лишь бы у них все сегодня получилось. И Маруська была бы здорова.

Степа приладился к автомобилю: огромному рулю, жесткому сцеплению, неудобному сиденью. Он даже успел забыть, что машина у него не простая, а как будто милицейская. И поплатился за это.

На посту ГАИ в Пешках он левой рукой небрежно махнул гаишнику в тулупе, галошах и валенках. Тот подозрительно глянул на «уазик» и словно бы через силу взмахнул жезлом. Мысленно чертыхаясь, Степа нажал на тормоз. Скрипя по снегу лысой резиной, автомобиль остановился.

Не спеша, вразвалку, к нему подошел мент. Лицо его было красным от долгого стояния на морозе. На тулупе поблескивали погоны старшего сержанта. Степа открыл боковое стекло.

– Привет, старшой, – сказал развязно, протягивая руку. – Капитан Арбенин, – имя на всякий случай назвал свое; звание придумал от балды. В свои двадцать пять Степка легко тянул на тридцатник. А тридцать – самый возраст для этого звания. К тому же капитан для старшего сержанта большое начальство. Куда большее, чем простой лейтеха.

Гаишник автоматически стащил рукавицу, стиснул Степину руку.

– Куда путь держим? – осведомился мент, обшаривая взглядом внутренности «уазика». Внимательно поглядел на скрючившуюся на пассажирском сиденье Марусю. Потом сосредоточил цепкий взгляд на лице «капитана».

– Да вот подругу в Солнечногорск в больницу везу, – мотнул головой в сторону девушки Степа. – Хотели, вишь, на даче с ней расслабиться. Да она, блин, съела чего-то. Или выпила. Рвет ее через каждые шесть секунд.

– А вы откуда?

– Еду-то?

Вопрос, весьма вероятно, подразумевал совсем иное: место службы «капитана». Засыпаться, отвечая на него, было легче легкого. Кто знает, какие там у них, в ментуре, названия подразделений и должностей и как менты зовут их промеж собой, на собственном жаргоне... Поэтому Степа сделал вид, что понял вопрос впрямую: откуда они путь держат.

– Домик у меня в Липунихе. – Липуниха, он припомнил указатель, была от трассы километрах в десяти в сторону. – Приехали с девчонкой, понимаешь, отдохнуть, по пять капель приняли – и на тебе! Понеслась у ней душа по кочкам!..