Улыбнись, малышка

Оглавление

Впрочем, меня не мог не обнадежить тот факт, что чувство слога и стиля у Майлса все-таки присутствовало. Остальное поправимо, решила я, дочитав рукопись.

К этому времени Майлс уже добрался до второй главы «Полдника людоеда», и я мысленно возблагодарила Господа за то, что ему попалась на глаза именно эта книга.

— Я закончила, — улыбнулась я, глядя на увлеченного чтением Майлса.

Он поднял на меня глаза, в которых читалось разочарованное «как, уже?», и я не могла не порадоваться этому взгляду. Если бы книга не понравилась Майлсу, выражение его лица было бы совершенно другим. Но он заинтересовался «Полдником», и этот взгляд я истолковала как наивысшую похвалу.

— И каков же вердикт? — Майлс отложил книгу. Весь его вид изображал небрежность, но я хорошо знала, что на самом деле Майлс ужасно переживает и в глубине души — как самый настоящий критик — дико боится критики в свой адрес. И мне доводилось испытывать те же чувства, пускай и при других обстоятельствах. Поэтому я не стала оттягивать неизбежное, не сделала театральной паузы после многозначительного «в общем и целом…» и решила начать с хорошего, а потом уже поговорить о плохом.

— У тебя прекрасный слог, Майлс, он совершенно не нуждается в правке. Твои описания настолько точны, что мне даже показалось, будто я сама видела те места, которые ты описываешь. У тебя есть все задатки писателя, но… — Просиявшее было лицо кузена несколько омрачилось, потому что я принялась перечислять те недостатки, о которых неизбежно пришлось бы ему сказать.

Впрочем, надо отдать ему должное, он внимательно меня выслушал и даже ни разу не перебил. Конечно же его писательское самолюбие было задето, но он оказался достаточно объективным, чтобы принять мою критику как факт, а не как желание подсунуть горькую пилюлю начинающему гению. С некоторыми пунктами он все-таки поспорил, и мне было довольно трудно развенчать его иллюзию о том, что литература отличается от жизни тем, что в ней все должно быть красиво и правильно, включая диалоги персонажей. Впрочем, если бы мой дорогой кузен во всем со мной согласился, то я заподозрила бы, что передо мной сидит вовсе не Майлс Камп…

Дженевра накормила нас вкуснейшим обедом — точнее, для Майлса это, наверное, был ужин, — и мы, просидев в библиотеке еще около трех часов, полностью отказались от набросков старого сюжета и начали писать новый, попутно вставляя в него столь полюбившихся Майлсу персонажей из набросков к первому роману.

Ни я, ни Майлс никогда раньше не нуждались в помощниках, но теперь, работая вместе, мы оба чувствовали такую силу, охватившую нас, что, наверное, просидели бы в библиотеке всю ночь, если бы Майлсу не позвонил отец.

Бедный дядя Брэд был настолько обескуражен сообщением о том, что его сын задерживается в гостях у кузины, с которой едва не сцепился на бабкиных похоронах, что, боюсь, так до конца и не поверил в то, что сын говорит ему чистейшую правду.

А если уж быть совсем откровенной, то, когда за моим дорогим кузеном захлопнулась входная дверь, мне стоило больших усилий самой поверить в то, что он почти весь день провел рядом со мной. И самое удивительное, что этот день показался мне одним из лучших дней в моей жизни…

7

Откровенно говоря, когда я садилась читать дневник своей прабабки, то всякий раз задумывалась над тем, почему же довольно грамотная и умная женщина так и не научилась писать красивым почерком. У меня даже появилась мысль, что Элайза Роуз-Камп умышленно коверкала свой почерк, чтобы только такой любопытный, как я, человек прочитал все от начала до конца. Однако правдивость моих догадок уже никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть…

О медальоне Элайза пока не упоминала, но зато я узнала инициалы того, кто фигурировал в дневнике моей прабабки под «истинной и беззаветной любовью». Его звали П. К. — ох уж, эта ее вечная любовь к сокращениям…

Выяснилось, что загадочный П.К., за которого Элайза собиралась замуж еще до того, как Родерик сделал ей предложение, уехал, чтобы хорошо заработать, на другой конец света, да так и не вернулся, а спустя девять месяцев после его отъезда моя несчастная прабабка узнала о его кончине от какой-то ужасной тропической лихорадки.

Вот тут-то мой прадед не растерялся и сделал ей предложение, а я наконец-то нашла ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы: почему эти двое поженились, переехали и решили сделаться почтенными фермерами. Ответ оказался прост. Я подозревала это, когда думала о своем прадедушке: он хотел убежать от своей разгульной жизни, она же бежала от своего горестного прошлого, от своей погибшей любви. Родерик был богат, семья Элайзы хоть и интеллигентна, но удручающе бедна (поэтому-то ее возлюбленный отправился на заработки, которые стоили ему жизни).

Из дневника стало ясно, что ни он, ни она не нашли успокоения в этом бегстве. Элайза Роуз-Камп неотступно думала о своем П.К. и пыталась забыться в хозяйственных хлопотах, а Родерик Камп, которого не спасла даже женитьба на любимой женщине, вернулся к прежним загулам и кутежам…

Бог мой, что еще я узнаю из этого дневника? — думала я, запивая свои размышления горячим кофе. И что же все-таки случилось с этим треклятым медальоном?

Словно в ответ моим мыслям затренькал телефон. Мисс Пейн, как всегда, оказалась проворнее меня и взяла трубку первой.

— Это детектив Соммерс, — протянула она мне трубку. — У него что-то важное и срочное.

— Добрый день, Мэтью. Чем порадуете на этот раз?

— Уж не знаю, обрадую ли вас, но эксперты подтвердили, что наш загадочный покойник пролежал на дне Тихого озера почти шестьдесят лет. Сейчас пытаемся установить личность. Но, как и предсказывал шериф, занятие это непростое. Вот роюсь в делах полувековой давности и пытаюсь найти хоть какую-то зацепку. Но пока — ничего. Ни в Адамсе, ни в Рочестере никто не пропадал, никого не разыскивали. Кстати, экспертиза подтвердила и то, что этот мужчина был убит до того, как попал в воду. Кто-то стукнул его по голове довольно-таки тяжелым, скорее всего металлическим, предметом и только потом бросил в воду. Так что история самая что ни на есть криминальная. И все-таки у меня не выходит из головы — как к нему попал этот ваш медальон?