Улыбнись, малышка

Оглавление

3

К сожалению, Лесли не смог сдержать обещание и познакомить меня с детективом лично — именно в тот день к нему приехала сестра с троюродной племянницей. Племянница, которую звали Энджи, по словам Лесли, оказалась настоящим ангелочком. В душе я порадовалась за него — едва ли мой друг, несмотря на всю его выдержку, справился бы с капризным и непослушным ребенком. Однако же тот факт, что в полицейский участок я обречена идти в гордом одиночестве, весьма меня огорчил.

По природе своей я человек скорее замкнутый, чем общительный. Я тяжело и долго схожусь с людьми, но если я все-таки схожусь с ними, то между нами завязываются серьезные и прочные отношения. Оказавшись в незнакомой компании и в непривычных обстоятельствах, я начинаю смущаться и теряться, из-за чего произвожу на некоторых людей впечатление весьма высокомерной особы, которая не то что не может — не желает поддерживать непринужденный разговор. В этом отношении Лесли всегда выручал меня и поддерживал: он словно бы выступал переводчиком между мною и окружающими людьми. Лесли говорил то, что не договаривала я, заполнял словами мои неловкие паузы, готовил, если так можно выразиться, плацдарм для моего общения с незнакомым мне человеком. Поэтому, находясь рядом с Лесли, я могла быть уверена: меня поймут правильно и ни мои слова, ни выражение моего лица никому не покажутся высокомерными или, того хуже, снисходительными.

Несмотря на то что мой внимательный друг поговорил с детективом и попросил его сделать для меня все возможное, я страшно разволновалась перед посещением полицейского участка. Самое забавное заключалось в том, что мы с Мэтью Соммерсом уже были знакомы, правда заочно. Лесли много рассказывал мне о своем приятеле, а приятелю — обо мне. Мало того, я частенько прибегала к помощи Соммерса, когда писала свои детективы. Богатый опыт Соммерса нередко обеспечивал меня благодатной почвой для сюжета, его познания в оружии частенько спасали меня от глупых ляпов, а ситуации, которые происходили в участке, я неоднократно вставляла в свои романы. И все же общаться через посредника для таких скованных и пассивных натур, как я, иной раз значительно проще, чем напрямую. Именно поэтому я все эти годы не очень-то стремилась знакомиться с Мэтью Соммерсом лично.

Я шла по улице, размышляя о том, за что могла бы взяться на детективном поприще, а также о том, что мне уже чертовски надоело завтракать горелыми тостами и сбежавшим кофе. Отчаявшись найти себе молоденькую домработницу, я, честно говоря, начала подумывать о том, чтобы сдаться и, вняв советам работников кадровых агентств, взять к себе пожилую даму. Однако эта перспектива совершенно меня не радовала.

Находясь во власти своих невеселых дум, я вошла в участок. Не знаю, каким было выражение моего лица, но первый вопрос, с которым обратился ко мне молодой сержант, был:

— Что у вас случилось, мэм?

— У меня? — Я подняла на него взгляд, полный недоумения. — Все в порядке. Я пришла к детективу Соммерсу, вы не могли бы меня проводить?

— К Соммерсу? — Сержант посмотрел на меня с еще большим недоумением, чем я на него. Видно, у тех, кто приходил к Соммерсу, попросту не могло не быть проблем. — Но он сейчас занят, мэм. Может, вы объясните мне свою проблему и я провожу вас к другому детективу?

— Нет, это исключено, — покачала головой я. — Мне нужен детектив Соммерс.

— Я уже объяснил, мэм, что он занят. К нему с минуты на минуту должны прийти.

— Значит, он ждет меня, — констатировала я, с неудовольствием покосившись на чересчур бдительного сержанта.

— Вы Кэролайн Камп? — недоверчиво спросил сержант и стал внимательно ко мне приглядываться, что вызвало во мне еще большее раздражение.

— Да, я Кэролайн Камп. Вам показать документы?

— О нет, не надо, мэм, — растерянно пробормотал сержант. — Знаете, я читал ваши книги. Много ваших книг, мэм. Мне они очень нравятся. Особенно это… «Полдник людоеда».

— А-а, «Полдник людоеда», — улыбнулась я. По словам редактора, это моя лучшая книга. — Рада, что вам понравилось.

— Мэм, а вы не оставите мне автограф? — засуетился сержант. — У меня в ящике лежит одна ваша книга. Если, конечно, никто не взял ее почитать…

— Разумеется, оставлю, — кивнула я и вытащила из кармана плаща свою любимую перьевую ручку — только ей я подписывала книги. Правда, эта ручка не раз меня подводила: протекала и пачкала карманы одежды, но даже это ее качество не заставило меня отказаться от своей привычки, если хотите, рода суеверия. Ведь именно этой ручкой я подписала первый экземпляр своему первому читателю.

Пока сержант бегал за книгой, я стала свидетельницей сцены, которая не могла оставить меня равнодушной. Двери участка распахнулись, и на пороге появилась странная троица: двое полицейских и старушка, которая, несмотря на свой возраст, оказалась довольно бойкой и голосистой.

— Да что же это вы делаете?! — кричала старушка на рослых парней, которые годились ей во внуки. — Ни стыда у вас ни совести! Я же ничего не сделала! Да я на вас в суд подам!

Последнее старушкино заявление вызвало у парней дружный хохот, который еще больше рассердил пожилую даму.

— Ах вы еще и смеетесь над пожилым человеком?! Ну держитесь у меня! А вы будете свидетелем! — крикнула она мне, и, хотя я не успела ни согласиться, ни отказаться, продолжила: — Эта дама покажет на суде, как вы со мной обращались! Расскажет, что вы привели в участок невинную жертву!

Полицейские — надо сказать, довольно вежливо — предложили старушке присесть на скамью.