Посмертное слово

Оглавление

Она провела пальцем по скошенной панели складного деревянного ставня.

Маркби внимательно смотрел на стену.

— Вот это да… — прошептал он.

— Да, покрасить не мешало бы, — согласилась Джанин. — Когда здесь красили в последний раз, одному Богу известно.

— В последний раз?! — Алан, улыбаясь, повернулся к бывшей домработнице. — По-моему, здесь в последний раз красили примерно в эпоху Регентства или чуть позже. Вы, Джанин, совершенно верно заметили, это было примерно во времена «Гордости и предубеждения». Такой оттенок розового получался, если в краску добавляли свиную кровь.

— Правда? — Уинн подошла поближе. — А я-то и не замечала. — Она внимательно оглядела стену. — Ужас какой! — внезапно воскликнула она. — Я не про свиную кровь. Хочу сказать, ужас, если кто-то купит дом и закрасит все современной эмульсией!

— Не надо! — порывисто вскричала Мередит.

— А по-моему, так оно будет лучше всего, — заметила Джанин. — Ну как, остальное показывать?

— Они хотят посмотреть лестницу! — громко сказала Уинн.

Словно в ответ на ее слова где-то в отдалении хлопнула дверь — или створка ставня.

Значит, здесь и умерла в одиночестве Оливия Смитон. Здесь она и лежала без сознания… А может, первое время она еще была в сознании, просто не могла двигаться. В общем, она провела у подножия лестницы целых два дня и две ночи, до того как утром в понедельник ее нашла Джанин.

— Вон там, — показала Джанин. — Там я ее и нашла.

Они стояли молча и смотрели вниз. У подножия лестницы виднелось пятно. На мраморе остались слабые меловые черты. Мередит передернуло.

Алан поднял голову, осматривая лестницу:

— Говорите, она упала сверху?

Джанин уже топала по лестнице в своих крепких ботинках.

— Сейчас покажу!

Вытертую ковровую дорожку не тронули.

— Ковер старый-престарый, как и все остальное, — сообщила бывшая домработница. — Она ничегошеньки не хотела менять. И ведь не то чтобы у нее денег не было, просто не считала нужным. Всегда говорила: зачем, мол, ей в ее возрасте что-то менять? — Джанин нагнулась и ткнула пальцем в деревянные перила: в одном месте зияла дыра. — Говорят, она оступилась, схватилась за перила, а балясина-то и подломилась, вот она и полетела со ступенек! — Джанин села на ступеньку. — А все из-за тапочек. Говорила я ей, чтобы купила новые, и она даже послала деньги, да только было уже поздно. Но уж такая она была. Денег много, а на мелочи скупилась. Никогда не покупала ничего нового, и вот видите, это ее и прикончило.

Убедив гостей в своей правоте, домработница удовлетворенно кивнула.

Алан осматривал сломанную балясину и бормотал что-то неразборчивое.

Потом все снова спустились в холл.

— Кухню осмотреть желаете? — предложила Джанин. — Если хотите купить дом, без кухни вам никак не обойтись. Сразу предупреждаю: там все нужно менять.

Мередит уже забыла, что они явились сюда под тем предлогом, что хотят купить «Грачи», и поспешила выказать интерес к кухне.

Как можно было догадаться, кухня оказалась огромной. У одной стены стояла громадная викторианская плита. Рядом с ней притулилась более современная, газовая. У окна расположилась каменная раковина размером с поилку для лошадей. Дверь черного хода выходила в сад.

Джанин, видимо, расчувствовалась.

— Вот здесь я ей обед готовила. Правда, ела она как птичка. Пару картофелин, кусочек рыбки…

— Она ела в столовой? — спросила Мередит.

Джанин потрясла головой; под ухом снова заплясал череп.

— Нет, ела она всегда здесь. Бывало, приготовлю обед и зову ее. Раньше тут у нас стоял большой стол. — Она показала четыре отметины на каменном полу, оставленные ножками стола. — Раз в неделю я что-нибудь пекла — пирожки с вареньем, бисквит, иногда яблочный пирог. Ей хватало… — Домработница помолчала. — Вот и в тот день, когда я дала ей купон на тапки, я тоже пекла. Она сидела вон там… — Джанин указала на пустое место, где раньше стоял стол. — Ну и жара тогда стояла! Солнце так и шпарило, да еще духовка была включена — прямо как в сауне. Я открыла и окно, и дверь, а все равно вся вспотела. Как раз вынимала из духовки последний противень; как сейчас помню, с лимонными меренгами. Поставила на стол, а она вошла и говорит: «Джанин, я бы чайку выпила». Лично я бы в такую погоду охотнее выпила холодного пива! — Джанин засмеялась. — Но я заварила чай, мы сели за стол, и я достала вырезку. «Вот, пожалуйста! — говорю. — Товары почтой. Вам даже не придется никуда ехать, тапки по почте пришлют. Такое старье носить нельзя, — говорю. — Еще поскользнетесь и упадете». Так оно и случилось!

Мередит не сомневалась в том, что Джанин очень жаль покойную хозяйку. Тем не менее о смерти Оливии она говорила с каким-то странным удовлетворением.

Вслух Мередит заметила:

— Наверное, миссис Смитон привыкла к жаре, ведь в молодости она побывала в Африке…

Джанин с сомнением покачала головой:

— Да, говорят… Но сама она никогда ничего не рассказывала. Ни о чем не говорила. — Она покосилась на Уинн. — Только уже под конец, незадолго до несчастного случая, у нее вырвалось кое-что очень чудное.

Домработница как будто не заметила, как замерли все трое гостей, услышав ее слова.

— Да? — едва слышно прошептала Уинн.

— Когда ее пони околел… Она вечно тряслась над ним. Любила своих зверюшек. Говорила, только животные по-настоящему добры. В отличие от людей… Даже стих читала, длинный. Я запомнила только одну строчку. — Джанин набрала в грудь побольше воздуха и продекламировала: «И подл лишь человек!»