Посмертное слово

• Предыдущая
• 9/100
• Следующая

Уинн замолчала, чтобы отдышаться.

— Вообще-то я забегаю вперед.

— Не понимаю, — сказал Маркби, — почему эта почтенная тихая старушка, которая любила лошадей и, судя по всему, была доброй, представляет интерес для всего народа. Зачем составлять ее некролог?

— Во-от! — ответила Уинн. — Дело в том, что она не всегда была тихой!

Глава 3

Куснувши, околела тварь,
А праведник живет.

О. Голдсмит

— Во-первых, — продолжала Уинн, — в 1937 году, в двадцать пять лет, то есть в молодом возрасте, Оливия выиграла ралли «Китве — Булавайо» среди женщин.

— Ух ты! — воскликнула изумленная Мередит.

— Это не все, — продолжала Уинн, очень довольная впечатлением, которое произвели ее слова. — Судя по всему, вы ее некролога не читали?

Мередит и Алан покачали головой.

— Ну конечно, в то время вы оба были заняты. Сейчас принесу… И заодно поставлю кофе. Я сейчас!

Она затрусила на кухню, откуда вскоре послышался звон посуды. Через несколько секунд скрипнули несмазанные петли двери черного хода; они скрипнули снова, когда хозяйка закрыла дверь. Гости услышали, как Уинн разговаривает с невидимым пришельцем.

— Они в гостиной, у камина. А ну, иди, да поздоровайся с ними вежливо!

Мередит подняла голову и вопросительно посмотрела на Маркби. Тот лишь пожал плечами. Он, так же как и она, понятия не имел, кто там пришел. Если им повезет, возможно, Уинн удастся отвлечь от ее намерений.

Им не повезло. Дверь скрипнула, и в гостиную вошел кот самого оригинального вида. Если верно говорят, что у кошек девять жизней, этот наверняка жил в последний раз. У него уцелел лишь один глаз и половина уха. В результате выглядел он как настоящий пират. Кончика хвоста тоже недоставало. Кот метнул на гостей взгляд, исполненный лютого презрения, в корне пресекая все их попытки поздороваться, и запрыгнул на подоконник, только что освобожденный Мередит. Там он принялся умываться, поглядывая единственным глазом на чужаков, которые вмешиваются не в свои дела.

Алан наклонился к Мередит и прошептал ей на ухо:

— Жалко, мы не успели сбежать, пока она впускала своего котяру. Зачем, ну зачем ты ее поощряла?

— Я поощряла? — удивилась Мередит. — Да ничего подобного!

— Как бы не так! Ты попросила ее рассказать все с начала, а именно к этому она и стремилась.

Маркби снова откинулся на спинку кресла и сурово посмотрел на поднос с винными бутылками. Хрусталь переливался всеми оттенками радуги. Алан переводил взгляд с рубинового, почти малинового напитка (терновка) на зеленовато-желтое (крыжовенное), светло-янтарное (яблочное) и красновато-коричневое. Последнее, должно быть, и было морковным виски.

— Ах, ерунда! — В светло-карих глазах его подруги появилось обиженное выражение. — Расспрашивал-то ее ты! — решительно заявила она. — Так что это ты проявил любопытство!

«Cogito, ergo sum, — подумал Маркби. — Я мыслю, следовательно, я существую!»

Кот на время перестал умываться и с затаенным злорадством наблюдал за ссорой двуногих.

Маркби поспешил оправдаться:

— Все потому, что она долго ходила вокруг да около! Я пытался немножко ускорить события, чтобы мы могли поскорее ускользнуть домой.

— Алан! Не будь таким грубым. Она так хорошо нас приняла — и своим вином угостила! — Взгляд Мередит, как и взгляд Алана, был прикован к тускло мерцающему ряду разлитых по бутылкам источников наслаждения. — Если честно, по-моему, я перебрала. Хорошо, что она варит кофе. Я немножко под мухой.

— Подожди до завтра! — мрачно пророчествовал Алан. — Утром тебе станет хуже. Особенно после того, как мы просидели здесь полвечера и слушали о приключениях знаменитой гонщицы Пенелопы Питстоп из «Безумных гонок»…

— Тихо! Она возвращается!

Уинн вернулась, размахивая газетной вырезкой.

— Нимрод хоть поздоровался с вами? Нет? Он иногда странно реагирует на гостей. Ничего, скоро он к вам привыкнет и станет очень ласковым.

Нимрод глумливо фыркнул со своего насеста и сосредоточенно почесал задней лапой за ухом.

— Вот, пожалуйста. Единственное фото, которое сумели отыскать в редакции. Оно очень старое. Ее сняли во время войны.

— Действительно старое… — промямлил Маркби.

Мередит взяла вырезку. Да, фотография была явно военного времени. С нее смотрела очень красивая женщина, с волосами завитыми по тогдашней моде кончиками наружу. На ее голове красовалась лихо заломленная форменная фуражка. Мередит принялась читать некролог:

Оливия Смитон, скончавшаяся у себя дома, в поместье «Грачи», что в Парслоу-Сент-Джон, в тридцатых годах была широко известна, хотя ее слава сопровождалась несколько скандальным ореолом. Любительница авторалли и светская львица так говорила про себя: «Меня называют ветреницей. Это истинная правда; я действительно езжу со скоростью ветра!»

Оливия Аделаида Смитон, урожденная Бротон, родилась в 1912 году; она была единственной дочерью и наследницей оружейного барона Уилберфорса Бротона. Вышла в свет и заблистала на балах в 1933 году, сразу приковав к себе внимание лондонского высшего общества. Хотя много судачили о том, за кого она выйдет замуж, и ее имя связывали с несколькими подходящими молодыми людьми, вскоре стало очевидно, что самая большая страсть в ее жизни — автогонки. Наивысшего успеха она достигла в 1937 году, когда выиграла ралли «Китве — Булавайо», несмотря на то что на нее напал слон в африканской саванне и она стала жертвой лихорадки, которая, как она объяснила, помешала и ей, и ее штурману нормально читать карту.