Посмертное слово

Оглавление

— Джанин Катто из Лонг-Уикема, — вспомнила Мередит.

— Тогда нас, возможно, и туда не пустят. Почему она переехала в Парслоу-Сент-Джон?

— Здесь условия жизни лучше.

Маркби поморщился.

— Так и есть. — Мередит вдруг превратилась в рьяную защитницу Парслоу-Сент-Джон. — Здесь есть школа для Брюса и Рикки. Знаешь, на какой-то ужасный миг я вдруг вспомнила слова Пола и подумала: а вдруг они — дети Эрни? Но похоже что нет. Джанин говорила, что их отец, ее бывший дружок, недавно заходил к ней. Кажется, пытался стащить видеомагнитофон. Она его выставила.

— Джанин — крепкая штучка, — заметил Маркби. — Женщина — глава рода.

— Он поставил ей синяк под глазом.

— А его-то самого кто-нибудь видел? Наверное, у него тоже синяков хватает.

— Алан, это не смешно, — обиделась Мередит.

Правда, сейчас ей не хотелось с ним ссориться. Ресторанный зал оказался тесным, но уютным. Столики были накрыты крахмальными белыми скатертями, а старинные каменные стены, слава богу, не портили всякие поддельные артефакты для привлечения туристов. Никакой якобы старинной кухонной утвари или предполагаемых реликвий старого сельского образа жизни.

Еда тоже оказалась вкусной.

— Мервин оказал нам услугу! — сказал Алан.

После еды они не спеша пили кофе и улыбались друг другу, как люди, у которых покойно и хорошо на душе.

Обещанный дождь начался ночью; к завтраку капли безостановочно барабанили по окнам. Они проехали мимо дверей Уинн и увидели сидящего на подоконнике Нимрода — пленника бури. Когда кот увидел соседей, мокнущих под дождем в то время, как он дома нежится в тепле и сухости, на его обычно беспутной морде появилось выражение явного превосходства. К окну подошла Уинн и помахала им рукой.

Сэр Бэзил уже ждал их; он оделся по погоде в твидовый костюм старинного покроя, а в руке держал еще более древний дождевик и мягкую фетровую шляпу. Мойра укладывала в корзину для пикника коробки с бутербродами и термосы.

— На шоссе нет никаких ресторанов, кроме закусочных быстрого питания. Бэзил их терпеть не может. Там очень тесные столики, приходится задирать колени чуть не к подбородку. Да и еда тамошняя ему не нравится. Гамбургеры и прочее не в его вкусе; к тому же он не любит, когда вокруг слишком много народу.

— Семьи с невоспитанными детьми, которые шумно втягивают в себя спагетти, — поморщился ее муж. — Мрачноватые деловые люди, которые едят за минуту и наживают себе язву… — Сэр Бэзил помолчал и выдвинул самое тяжкое обвинение: — Безалкогольное пиво!

Они с Маркби уехали в облаке дождевой пыли.

— Ну и денек — хуже не придумаешь, правда? — сказала Мойра. — А ведь такая была славная погода! Заходите, выпьем кофе, и вы расскажете, как продвигается ваше исследование мира ведьм.

Чуть позже, после того, как они выпили кофе и Мередит ввела Мойру в курс дела, они молча сидели у камина. В углу уютно тикали высокие напольные часы да дождь стучал в стекла; никакие другие шумы им не докучали.

Мередит сочла себя обязанной выразить символическое сочувствие тем, кто сейчас в пути.

Мойра, очевидно думавшая о другом, негромко ответила:

— По-моему, они доберутся благополучно. — Она наклонилась вперед, взяла из плетеной корзинки у очага полено и подбросила его в огонь. Полено вспыхнуло, испустив сноп искр. — По-моему, — сказала она, выпрямляясь в кресле, — ваша миссис Уоррен безобидна.

— Все зависит от того, — возразила Мередит, — считать ли безобидным то влияние, которое она оказывает на Кевина.

— Но ведь она не оказывает на него влияния напрямую, правда? По крайней мере, мы ни о чем подобном не знаем. Возможно, мысль сделать куклы внушила ему вовсе не Сейди. У него дома есть телевизор?

— У Кевина? Да, есть…

— Ну вот, пожалуйста! Наверняка он смотрел фильм ужасов, где кто-то втыкал в кукол иголки. По ночам иногда чего только не показывают!

— Я даже не знаю, — призналась Мередит, — занимается ли Сейди чем-то подобным. Она отнеслась к происшествию очень серьезно. По-моему, она сочла историю с куклами пустяковой, но неприятной. Точнее, она назвала его куклы «оскорблением».

— А я расспросила свою знакомую, которая интересуется краеведением, — продолжала Мойра. — И вот что она мне дала. — Она достала с ближнего к ней стеллажа потрепанный том. — Старинный путеводитель. Такие любили выпускать в Викторианскую эпоху. Мне всегда казалось, что у тогдашних людей была какая-то мания знать как можно больше. В путеводителе указано, сколько жителей жило в каждой деревушке, высота каждой церковной колокольни и переписаны все достойные упоминания надгробные надписи. Зато местная история отражена в таких путеводителях очень хорошо. К сожалению, мне так и не удалось выяснить судьбу третьего Стоячего Камня — того, который убрали с поля на церковный двор, а потом снова куда-то перенесли.

Мойра полистала книгу.

— Здесь есть ссылка на то событие; камень даже зарисовали — ага, вот он! Эскиз выполнен каким-то неутомимым путешественником в 1721 году, незадолго до того, как священник приказал убрать камень.

Мойра передала Мередит раскрытую книгу. Она увидела рисунок с подписью: «Древний камень, украшенный резьбой, в прошлом стоял рядом с церковью Св. Николая на Нижней пустоши». Камень, если верить наброску, был очень похож на два других, разве что в верхней части кто-то выбил глаза и рот. По мнению автора путеводителя, возможно, камень олицетворял богиню плодородия, и именно поэтому прихожане оказывали ему такие почести, пока он стоял на церковном дворе. Как чопорно написал автор, «селянки имели обыкновение прикасаться к камню и приносить ему цветы, веря, по простоте своей, что камень исцеляет бесплодие».