Опасные удовольствия

Оглавление

– Покататься на пятисотом «мерсе», например.

– Сколько всего необходимо сделать, чтобы хоть кто-то вспомнил тебя добрым словом. Вот твою Алену Дмитриеву кто-нибудь вспоминает с сожалением?

– Но я еще надеюсь ее найти живой, – возразил Андрей.

– Ну кто-нибудь вспоминает с сожалением? Ведь она исчезла.

– Хотя ты очень нелицеприятно отозвалась об Алене, разглядывая ее фотографию, согласен – не самую лучшую, но я тебя огорчу: я переговорил уже с массой людей, которые испытывали к этой девушке искреннюю симпатию. Плохо то, что сама она этого не понимала из-за своей закомплексованности и напарывалась на острые шипы недоброжелательности, созданные ее же собственным воображением. Ну конечно, не без помощи ее подруги Ольги.

– Интересно. Я не совсем понимаю.

– Ну что тут непонятного. Милая, глупая девчонка придумывала о себе невесть что. Что нос у нее огромный, что ноги кривые, что все смотрят на нее косо, что ее драповое пальто все обсуждают.

– Драповое пальто?

– Драповое пальто. Зациклилась на том, что не может конкурировать с банковскими девицами, шикарно и дорого одетыми. Она якобы постоянно чувствовала высокомерное отношение к себе со стороны коллег. Но это высокомерие существовало только в ее воображении. Я опросил пятнадцать человек, которые сталкивались с Аленой по долгу службы. И несмотря на то что она странным образом загремела в главные кандидаты на убийцу банкира, ни один человек не сказал о ней плохого слова. Мало того, я услышал много хорошего об Алене. Она была интеллигентна, скромна, непритязательна. Люди склонны забывать добрые поступки, но в отношении Алены сотрудники банка проявили трогательное единодушие – каждый рассказывал мне о том, как она когда-то в чем-то помогла, оказалась полезной. Некая Жанетта вспомнила, как Алена самоотверженно муштровала ее безалаберного отпрыска по русскому и литературе, и тот смог поступить в вуз. Некая Инга со слезами в голосе сообщила, что полгода назад она рухнула с мраморной банковской лестницы и получила сильное сотрясение мозга. И только одна Алена навестила ее в больнице. И так далее. Ни один ее коллега не побоялся быть заподозренным в приятельских отношениях с потенциальной претенденткой на скамью подсудимых, все с готовностью расписывали мне, какая Алена чудесная, отзывчивая девочка. На одну свою зарплату она практически содержала сестру Ирину и трех племянников. В школе, где она работала до банка, тоже одни восторги. Ее ученики висели у меня на локтях и спрашивали, когда снова увидят дорогую Алену Николаевну. Отвечаю, таким образом, на твой вопрос: Алену Дмитриеву вспомнили добрым словом многие.

– А что там насчет какой-то Ольги?

– Подруга Алены. Из самых лучших побуждений или, напротив, из-за своей врожденной вредоносности она внушала Алене мысль, что та ни на что не годится. Что коленки у нее торчат. Что одежда на ней плохо сидит. Что она не способна заинтересовать ни одного мужчину. Например, Алена провела несколько дней в Токио с интересным и к тому же богатым человеком и мечтала продолжить эту связь после возвращения в Москву. Возможно, авантюра обернулась бы успехом, но коварная Ольга убедила Алену, что мужчина женат. Очевидно, предполагала, подруга сумеет увлечь богача, и боялась этого.

– Откуда у тебя такие подробности о ее личной жизни? – удивилась Дирли-Ду, а Андрей в очередной раз удивился женской способности превращать основную нить разговора в клубок шерсти, истерзанный котенком. Не раз упорядоченное и рациональное мышление детектива Пряжникова немело и покрывалось фиолетовыми пятнами, не в силах угнаться за неимоверным потоком ассоциаций, понятий, связей, которые беспорядочно выливала на него женщина-собеседница, не заботясь соблюдать хоть какую-то логику. Вот и сейчас не успел Андрей после краткого вступления о бесчестности шпионажа изумиться глубине мысли, что надо ежедневно думать о смерти, как разговор переметнулся на персону Алены Дмитриевой и тут же на источники информации.

– Я нашел ее дневник.

– И прочитал?! – ужаснулась Дирли-Ду.

– Мне было необходимо его прочитать.

– Как ты мог! Это бестактно.

– Ну уж извини!

– Она интересно пишет? Описывает всех своих любовников? Сколько у нее их было? А про секс? Про секс есть что-нибудь?..

Андрей вышел из автомобиля. Если бы можно было взять кухонный ершик и прочистить Дирли-Ду мозги.

– Милый, у меня для тебя сюрприз! – сообщила Дирли-Ду с другой стороны «шестерки» и поставила на крышу автомобиля несколько разноцветных коробочек. Они бросали блики в свете уличного фонаря.

– Отличное французское качество! Вот эти с усиками, эти с рожками, эти с рельефными кольцами, эти с ароматом тропических фруктов, эти с Микки Маусом, эти с пупырышками, эти с… Так, всего – раз, два, три… на пять – итого тридцать пять штук. – Как ты думаешь, хватит на ночь?

– О, – с отвращением протянул Андрей. – А нельзя нам как-нибудь обойтись без этого?

Глава 25

Роман Шухов удивлялся парадоксальному сочетанию жесткости и сентиментальности в характере своего босса. Действительно, за внешней сдержанностью и холодностью колоритная натура Вячеслава Куницына скрывала сильные эмоции, чувства и устремления. Он был жестким и сентиментальным, честным и изворотливым, верным другом и безжалостным соперником – он был нормальным живым человеком. Отстояв победу в тяжелых боях за золотого тельца, потратив годы на полную опасностей экспедицию за золотым руном, процедив чайным ситечком океан случайностей в поисках золотой рыбки, Куницын не превратился в человека-схему, ходячий бизнес-план, он сохранил свое сердце горячим и неуспокоенным, таким, каким ему и следует быть.