Огненные сердца

Оглавление

— Утром я хочу осмотреть дорогу, Ченс. Дженна поедет со мной, так что вам придется обходиться без нее пару дней. Она боится, что я стану курить или приволокнусь за какой-нибудь красоткой, — пошутил Соломон, подмигивая внучке.

Получив разрешение, Ченс покинул палатку, но не мог избавиться от беспокойства: Байярд находился неподалеку от дороги, а в Байярде осталась его мать.

Через несколько минут из палатки вышел Соломон и направился к кухне. Он сам налил себе чашку кофе и с ней расположился в тени дерева. Никто не подходил к нему, но Соломон не обращал на это никакого внимания. Он смотрел на горы, подобно всем, удивляясь их высоте.

Ченс подошел к Соломону, ведя на поводу коня и решив сейчас же высказаться. Дженна находилась далеко от них, как и все остальные.

Дружеское выражение в старых мудрых глазах Соломона подчеркивали мелькающие в голубой глубине искры. Он был всегда готов к битве — это вошло у него в привычку. В каждом человеке Соломон видел противника, но в данном случае был недалек от истины.

— Уверен, ты подошел не для того, чтобы пожелать мне всего хорошего, Ченс. О чем ты хочешь поговорить?

— О твоей поездке в Байярд. Я не настолько наивен, Соломон. Ты причинил моей матери достаточно бед и потому лучше держись от нее подальше.

Соломон отпил кофе, не обращая внимания на гневный румянец Ченса.

— Я не лезу в твои дела, Ченс, и потому предлагаю тебе быть джентльменом и не лезть в мои. Кроме того, твоя мать уже давно взрослая, и ее сыну незачем решать за нее.

— Она не желает больше встречаться с тобой.

— Вот в этом я не уверен — она приходила проведать меня во время болезни. Может, она беспокоилась обо мне. Так или иначе вежливость обязывает меня нанести ответный визит.

Ченс испытал ощущение, словно его сердце сдавила безжалостная рука. Боже, зачем матери понадобилось встречаться с Соломоном после того, как она решила навсегда расстаться с ним? К чему тогда вся борьба, долгие годы в попытках защитить ее, облегчить ей жизнь? Все, что сделал в жизни Ченс, он делал ради матери. Он даже решил отомстить за нее. А теперь он задумался над тем, надо ли было мстить, и почувствовал, что его предали.

Ченс скрыл потрясение от Соломона и вскочил в седло.

— Я скажу тебе только одно, Соломон: если ты вновь попытаешься причинить ей боль, ты об этом пожалеешь.

Множество разных эмоций отразилось на лице Соломона, но на его лице не отразилась тревога перед угрозой Ченса. Наконец он снова обратил взор на горы, и на его лице появилась усталость. Печальным шепотом Соломон проговорил, не заботясь о том, услышит ли его Ченс:

— Я уже жалею об этом, Ченс, — жалею каждый день, все шестнадцать лет жизни.

ГЛАВА 5

По Кердалену распространился слух о пожаре в лесу по другую сторону гор и о том, что уже сотни человек отправились на борьбу с ним. Если засушливая погода затянется, могут оказаться в опасности все горы. Но пожар не вызывал беспокойства у рабочих с Биттеррутской дороги. Даже облако сероватого дыма, вздымающееся над горами на юге, не портило настроение перед получкой. Большинство рабочих собирались сразу же отправиться в Кердален или близлежащий Уоллас и потратить на женщин и виски столько денег, сколько позволит им кошелек.

Грохот приближающегося фургона привлек внимание людей в лагере. Через несколько мгновений на тропе на Муллан появился фургон Лимана, несущийся во весь опор.

Люди засуетились, готовясь остановить взбесившегося коня, если потребуется, но едва достигнув лагеря, Лиман встал на козлах и потянул поводья изо всех сил, заставляя коня остановиться перед одной из палаток.

Лиман потерял шляпу, его седые волосы были растрепаны, и он казался сумасшедшим. Он снова рухнул на козлы и затрясся, озираясь перепуганными глазами.

Фургон окружили рабочие, Лимана засыпали вопросами, но он никому не отвечал. Все заметили, что его одежда испачкана, на лице виднеется несколько царапин, а борода, обычно тщательно расчесанная, лежит на груди спутанной кучей. Рукав пиджака Лимана болтался на нескольких нитках.

Рабочие еще пытались хоть что-нибудь выяснить у Лимана, когда через толпу пробились Ченс, Дженна и Соломон.

— Ради Бога, Лиман, что случилось? — спросил Соломон, встревоженный не менее, чем остальные.

— Я… меня ограбили… — с трудом выговорил Лиман, еле переводя дыхание и хватаясь за грудь. — Какие-то люди остановили меня… несколько миль отсюда. Я думал… меня убьют. Я вез деньги… жалованье рабочим… и они забрали их…

Вокруг поднялся рев гнева и досады. Все немедленно пожелали узнать, почему Лиман вез деньги сам, когда обычно их доставляли на фургоне с многочисленной охраной.

Вопросы сыпались со всех сторон, толпа понемногу заводилась. Ченс, Дженна и Соломон удивлялись, зачем Лиман изменил порядок доставки, не посоветовавшись с ними.

Ченс пробился к фургону и забрался на козлы.

— Незачем тревожиться: вы получите свои деньги, как только мы доставим их сюда.

— Это снова проклятый Дерфи! — завопил кто-то.

— Доказать это мы не сможем. Почему бы нам не послушать, что скажет Лиман?

Под многочисленными взглядами Лиман начал рассказ:

— Грабителей было четверо. На лицах у них были платки, и потому я никого не узнал. До нас с Генри дошли слухи о том, что готовится ограбление. Мы не знали, какой из фургонов хотят ограбить, но не могли пропустить слухи мимо ушей. Мы поговорили с охранниками, которые обычно сопровождали фургон, и решили, что будет лучше оставить фургон без охраны, чтобы не вызвать подозрений. Охранники согласились. О наших планах знали только они, и, должно быть, один из охранников сообщил обо всем грабителям.