Преобразователь

• Предыдущая
• 120/132
• Следующая

А я стою и думаю, какого хера я учинил себе такое свинство?

Так вот, Эдик, прежде чем поднять этот бокал, я хочу спросить у тебя, как могла бы тогда спросить у меня та девушка: а что между нами всеми ты, собственно, делаешь? И на фига тебе-то все это надо?

Эдик посмотрел мне в глаза, и в их густой бархатной черноте отразилось мое лицо.

– Так выпьем же, Эдик, за то, чтобы, когда нас трахают, мы точно знали, кто и с какой целью нас имеет, а главное – зачем это надо нам.

Я залпом опрокинул в себя отдающий шоколадом алкоголь.

Эдик посмотрел на меня и сделал то же самое.

– В принципе я согласен с вышесказанным, – он поморщился и занюхал выпитое рукавом.

В дверь постучали, и милая негритянская девушка вкатила сервированный столик, украшенный букетиком свежих белых роз. Эдик, покопавшись в кармане брюк, сунул ей несколько фунтов, и обрадованная горничная удалилась.

Я поднял сверкающую крышку и обнаружил под ней ростбиф с жареным картофелем. В номере вкусно запахло едой и повеяло домашним уютом.

Эдик разлил из запотевшего кувшина холодный апельсиновый сок, и мы принялись за еду.

– Мне придется сделать тебе укол, – вдруг сказал Эдик, проглотив очередной кусок. – Чтобы все прошло без фокусов.

Я пожал плечами.

– Делай что хочешь, друг.

– Ты не волнуйся, семье этого врача хорошо заплатят, – Эдик сам понимал нелепость своих слов, но надо же было что-то сказать.

– Тебе тоже хорошо заплатили?

– Естественно, Серый. Или ты думаешь, что я вожусь с вашим дерьмом бесплатно?

– Не думаю, Эд. Честное слово – даже никогда и не думал. А укол зачем?

– На всякий случай. Чтобы не перекинулся не вовремя. А то есть мнение, что ты попытаешься сбежать.

А они догадливы. Именно это я и собирался сделать.

Мы ели, тихо позвякивая ножами и вилками.

– А если я все же попытаюсь?

– Тебя убьют, и на этот раз уже навсегда. Это я тебе официально заявляю. А неофициально добавлю, что сидел бы ты, Серега, и не рыпался. Что тебе еще надо, каких приключений себе на задницу ищешь? О чем ты вообще думаешь?

– Я думаю о том, как все-таки профессор умудрился засунуть медальон в дембеля-копилку?

В глазах Эдика вспыхнули нехорошие огоньки.

Он встал с кресла, наклонился надо мной и, схватив за ворот халата, сильно затряс:

– Ты идиот, Серый, ты кретин! Ты, что, все-таки нашел медальон? Ты об этом никому не сказал?

Я замычал, отрицательно мотая головой. Эдик пережал мне горло, и я почувствовал, что наливаюсь красным, как ростовский помидор. Эдик тоже отметил нездоровый цвет моего лица и, отпихнув меня, плюхнулся обратно в кресло.

– Что ты наделал, идиот, что ты наделал… – горестно бормотал он, обхватив голову руками и раскачиваясь. – Теперь все напрасно, все погибло, все начнется сначала… Его бормотанье переросло в стенанье, смахивающее на надгробный плач. Он произнес себе под нос несколько слов на иврите, потом поднял на меня покрасневшие глаза.

– Любой ценой ты должен вернуть медальон Гильдии, или они убьют тебя. И если тебе этого недостаточно, они убьют всех, кого смогут. И начнется война. Такое уже было когда-то. Тогда медальон попал в руки одной… одной крысе. И она захотела… Но это неважно. Тогда была очень длинная война. Ты читал про нее в учебниках.

Вдруг Эдик рухнул передо мной на колени и, схватив меня за руки, заглянул мне в лицо:

– Сереженька, верни им эту вещь. Отошли по почте, подбрось в офис, пошли с курьером, спрячь в ячейку и сообщи по Интернету… Только верни, Сережа. Сам не ходи, не надо. Верни и все. И я никому ничего не скажу.

Наверное, со стороны мы были похожи на любовников, которые бурно выясняют отношения, то обвиняя друг друга, то заливаясь слезами.

Я смотрел в умоляющие глаза лучшего друга, и мне нечего было ему сказать. Я не хотел быть с крысами и ненавидел крысоловов. Я хотел, чтобы они сдохли все. И пусть будет война. Тогда маленькая лужа крови, вытекшая из аккуратной дырочки в голове Анны, растворится в реках, морях, океанах крови. Растворится и перестанет взывать к отмщению. Растворятся файлы и открытия, предательства и подвиги, счета и подписи под ними. Растворится мертвый старик на асфальте и зовущий его мальчик. И когда все умрут, никто не покажет на меня пальцем и не скажет: он убил Анну. Никто, потому что некому будет это сказать.

– Встань, Эд. Ну сколько можно падать передо мной на колени. Ты же не бабу умоляешь пожениться. Хватит истерик. Давай, подымайся, пить будем. Шприцы-то с собой небось?

Эдик поднялся, поправил рубашку и сел напротив. Он больше не смотрел мне в глаза.

– Александру Яковлевичу побежишь докладывать?

– Нас слушают, – сказал Эдик.

– Странно, что ты, Эдик, не гей – характер у тебя пидорский.

И я разлил коньяк по бокалам.

Глава 34
Превращение

Привратник Дома на ***стрит встретил нас учтивым поклоном. Он был одет в ливрейный фрак. Фрак вызывал стойкое впечатление, что он пошит не позднее середины XIX века. Я был здесь до этого один раз, когда подписывали приказ о моем назначении Председателем совета директоров компании.

Музейная тишина охватила вошедших, и только шум шагов нарушал ее.

Из холла мы прошли сразу же в Партнерскую комнату. Она получила свое название еще в 1810 году, когда Семья, пользуясь кризисом торгово-дипломатических отношений между Британией и материком, основала здесь свой Лондонский дом.

В этой комнате уже двести лет собирались только члены Клана. Здесь никогда не принимали гостей, сюда не входили помощники, не стучались секретари. Только один раз, во время встречи глав семейств, у одного из них начался переход, и, посовещавшись, сюда допустили семейного врача.

• Предыдущая
• 120/132
• Следующая