Поцелуй со вкусом манго

Оглавление

«Трагическая смерть плантатора и его жены».

Сердце Тилли замерло. Вынув лупу, библиотекарь отстранил ее и принялся читать.

— «Тела Уильяма и Джесси Логан были обнаружены в воскресенье, одиннадцатого мая, в усадьбе “Белый цветок” плантатором Джеймсом Робсоном и старшим полицейским офицером Бурке». А, Бурке, помню. Хороший человек. Стальной характер.

Тилли бросило в жар при упоминании о Джеймсе, но она решила не сообщать библиотекарю, что это ее муж, дабы не распалять праздное любопытство старика.

— «Супруги предположительно скончались от брюшного тифа, — продолжил он, — в ночь на десятое мая».

Библиотекарь стукнул лупой по газете.

— Вот видите? Что я вам говорил? Пятидесятилетие восстания! Тут что-то нечисто.

— Не вижу ничего такого, — досадливо возразила Тилли. — Просто случайное совпадение. Там больше ничего не говорится?

Библиотекарь снова стал читать:

— «Их осиротевшая шестилетняя дочь Софи взята на попечение правлением “Оксфордской чайной компании”, в которой ушедший из жизни мистер Логан работал менеджером».

— Бедняжка Софи! — сказала Тилли, с новой силой сочувствуя ей.

— «Бунгало в поместье Белгури, принадлежащем “Оксфордской чайной компании”, было продезинфицировано и опечатано».

— Что вы сказали? — изумленно спросила Тилли.

— Продезинфицировано и…

— Нет-нет, перед этим. Вы сказали «Белгури»?

— Да, именно. Это примерно в часе езды в сторону гор Кхаси.

Тилли едва не лишилась сознания.

— Д-да, я знаю.

Глава двадцать шестая

Чанга-Манга, Пенджаб

День за днем светило палящее солнце. Земля покрылась твердой коркой, трава побурела. Двери и рамы окон в лесном бунгало рассохлись от жары, и в щели наметало пыль, покрывающую все: ее слой лежал на столах и буфетах, она скрипела на зубах и набивалась под рукава, воротники, в уши, глаза, обувь. Мытье не помогало, поскольку пыль проникала в умывальники, мыло, полотенца, даже вода от нее становилась черной. Софи не помнила, чтобы в ее детстве была такая жара и пыль.

— Опять высохли чернила в этой чертовой ручке! — Тэм пришел из избушки, которая служила конторой лесничества. — И как я теперь буду делать записи? А этот никчемный опахальщик? Он то спит, то дергает так, что бумаги разлетаются по всей комнате.

— Клади на них пресс-папье, — посоветовала Софи.

— Это опахало, будь оно неладно, каждый раз скрипит, когда он его дергает. У меня голова раскалывается от боли.

— Я велю Хафизу смазать кольца. Иди посиди в тени, выпей гранатового сока.

— Мне нужна печатная машинка, — проворчал Тэм.

Он стоя осушил стакан, поданный ему Софи.

— Мне еще столько нужно сделать до торгов пиломатериалами. Хочу съездить на склад. Я не доверяю им, они продадут не ту древесину, в прошлый раз они вообще отгрузили лес до того, как перекупщики за него заплатили.

— Я поеду с тобой.

— Ты там изжаришься.

— Значит, изжаримся вместе.

Прежде чем Тэм успел что-либо возразить, Софи ушла, чтобы сменить платье — оно было так наэлектризовано, что затрещало, когда она стягивала его с себя, — и надеть бриджи для верховой езды, свободную белую рубаху и широкополый тропический шлем.

Они поехали вдоль канала — Тэм на своей серой кобыле, Софи на вороном пони, которого она взяла на время у ремонтеров. На руках у нее были перчатки, чтобы не натереть кожу поводьями. Пропитанная пóтом одежда прилипла к телу. Но все же было лучше скакать с Тэмом по джунглям, чем торчать в бунгало и слушать его ворчание.

Софи с тревогой ожидала возвращения лихорадки, от которой ее муж страдал шесть месяцев тому назад. Он работал на износ, совсем себя не щадил: вставал до рассвета, чтобы осмотреть посадки, через несколько часов приходил завтракать, затем опять исчезал и не возвращался до тех пор, пока жара не становилась невыносимой. Днем Тэм бился над отчетами и бухгалтерией в конторе, затем ехал в смологонный цех, на склад пиломатериалов или инспектировал постройку оросительных каналов.

Давно закончился сезон холодов, когда они охотились на рассвете или в вечерних сумерках, уходили вверх по реке и, поставив палатку, плавали в прохладной воде, играли у ремонтеров в теннис и общались с коневодами.

Тэм на глазах становился все более изможденным и раздражительным. Он пытался разнообразить свой рацион, сменив утренний чай с гренками на пшеничную и ячменную кашу с жирным молоком в надежде, что это прибавит ему сил, но это приводило лишь к рвоте и поносу. Они отказались от мяса, которое слишком быстро портилось. Хафиз стал приправлять овощи карри и чатни, чтобы они не казались пресными его хозяину, но Тэм начал жаловаться, что из-за этих пряностей ему по ночам снятся кошмары. Едва заснув, он просыпался с криком ужаса. Тогда Софи предложила ему спать под открытым небом, но Тэм возразил, что это неприлично — им не следует вести себя подобно прислуге.

— Мне нужно проявить больше усердия в «Науке», — бичевал он себя. — Я так быстро устаю из-за собственной лени.

— Это из-за жары, — сказала Софи. — Бессмысленно бороться с индийским климатом. Просто больше отдыхай и пей сок.

— Жаль, что здесь нет товарищей по «Христианской науке», как в Лахоре. Они бы заразили меня своим примером.

Тогда Софи стала ради Тэма заниматься упражнениями. Он, казалось, был счастлив, когда они, сидя вечерами на веранде, читали уроки из «Науки и здоровья» Мэри Бэйкер Эдди. Это действовало на него умиротворяюще. Потом они ложились в кровать под сетчатым пологом от комаров, и Тэм торопливо и бесстрастно любил ее, а Софи старалась не думать о своей неудовлетворенности. Он облегченно вздыхал и мгновенно засыпал, а она часами лежала без сна, слушая лай шакалов и беспрерывное кваканье лягушек, пока скрип колодца не сообщал ей о начале нового дня.