Слава, любовь и скандалы

Оглавление

Никогда женщинам не приходилось так трудно, если они хотели следовать моде, как в двадцатые годы. Новые фасоны не красили никого, женственность во всех ее проявлениях следовало прятать. Шляпы скрывали лоб и глаза, брови выщипывали в тоненькую ниточку, тело должно было выглядеть по-мальчишески плоским, косметикой следовало злоупотреблять. Существовали только три оттенка губной помады, а стрижки были настолько уродливыми, что только подлинная красота могла устоять под таким натиском.

В те времена стрижка могла преобразить женщину или изуродовать ее. Еще десять лет назад дамы казались прелестными в нарядах эпохи короля Эдуарда, с пышными, высокими, тщательно уложенными прическами. И вот теперь их выставили напоказ под беспощадным дневным светом, не оставив им ни очарования, ни прелести, и все это во имя моды. Те, кто совсем недавно казались воплощением царственной красоты, превратились в страшилищ с остриженными почти наголо головами, сидящими на немодных пышных плечах. Череп неудачной формы мог испортить будущее молодой девушки.

Маги сидела в кресле перед зеркалом, Антуан колдовал над ее головой, окруженный свитой помощников и учеников. Пола с мрачным видом устроилась в сторонке.

— Господи… Ваша линия волос! — воскликнул мастер с сильным польским акцентом.

— Что с ней не так? — поинтересовалась Маги, готовая вспылить.

Ей подошел бы любой предлог, чтобы уйти, сохранив достоинство. Уйти прежде, чем Антуан возьмется за ножницы. Она оглянулась по сторонам, охваченная паникой. У нее закружилась голова. Стены салона отделали зеркалами, лестницу, рабочие столики, украшения, светильники изготовили из стекла, чтобы угодить вкусу высокого, бледного поляка, который жил в хрустальном жилище над салоном и спал в хрустальном гробу. Это, как утверждал мастер, защищало его от вредного ночного электричества.

— Как вы могли так долго прятать вашу линию волос? — с упреком обратился он к Маги. — С нее начинается элегантность, мадам. А ваша линия волос — это настоящая поэма. — Без этого, — твердый палец Антуана коснулся высокого лба Маги, — не может быть никакой элегантности, линию волос необходимо показывать.

— Как скажете, — пробормотала Маги, закрывая глаза при виде появившихся в его руках ножниц.

С леденящим душу лязгом ножницы Антуана отрезали пряди ее волос. Каждый локон подхватывала ассистентка прежде, чем он успевал коснуться пола. Из этих волос делали шиньоны, косы, накладки, которыми клиентки, остриженные почти под ноль, могли воспользоваться вечером. Маги приоткрыла один глаз и увидела себя в зеркале, скорчившуюся и вжатую в кресло.

Она храбро выпрямилась, потому что пути назад уже не было. Незачем вести себя как трусиха, и Маги улыбнулась. Неужели это ее шея, такая длинная, белая, грациозная? И это ее уши, такие маленькие и розовые? Антуан намочил ей волосы и взял в руки бритву, создавая на ее голове подобие сияющей каски. Волосы оставались совсем короткими, как у школьника. Это была так называемая «итонская стрижка», которую могли позволить себе только необыкновенно красивые женщины. Волосы зачесывались назад, с тонким пробором сбоку, и по одной пряди с каждой стороны словно стрелы устремлялись к щекам. На затылке волосы остригли так коротко, что великолепная форма головы Маги теперь открылась для всеобщего обозрения. Ее огромные желто-зеленые глаза, так широко расставленные, стали казаться вдвое больше. Проступили высокие острые скулы.

Маги откинула прикрывающий ее кусок ткани и встала во весь рост, не сводя глаз со своего отражения в зеркале, поворачиваясь то так, то эдак. Свита Антуана замолчала, казалось, все затаили дыхание. Даже великий мастер не проронил ни слова, пока Маги рассматривала творение его рук.

А ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. Создавалось впечатление, что ее голова существует отдельно от тела, как будто это надувной шарик, которому позволили свободно парить в воздухе. Женщина в зеркале казалась лысой. Женщина в зеркале выглядела старше прежней Маги и отлично владела собой. Женщина в зеркале была в высшей степени шикарной, хотя бедное платье Маги и ее старенькие туфли никуда не исчезли.

На лице Маги не отражалось ничего. Пола замерла. Ее протеже медленно, очень медленно приблизилась к зеркалу. Наконец она уткнулась носом в стекло и постояла так несколько секунд, туманя его своим дыханием, и вдруг поцеловала свое отражение.

— Ах! — с облегчением выдохнули зрители.

— Мадам осталась довольна, — констатировал Антуан с видом собственника.

— Мадам потрясена! — Маги обняла изумленного поляка, крепко сжала его руками и поцеловала в щеку возле уха. — К ней теперь следует обращаться «месье». — Она схватила гвоздику, пришпиленную к ее жакету, и заткнула ее Антуану за ухо. — От одного месье другому, — сказала она. — Я люблю вас.

Перри Килкаллен не знал, с чего начать, что, собственно, нужно женщине? В конце концов, мужчины тысячу лет содержат женщин, успокаивал он себя. Древние греки и римляне содержали женщин или мальчиков, в зависимости от своего вкуса. А может быть, и тех, и других? Кто знает? Все Людовики — XIV, XV, XVI — как-то справлялись с этой проблемой. Но как, ради всего святого, они все устраивали?

Впервые за много лет почувствовав себя истинным американцем в Париже, несколько обескураженный, но преисполненный решимости, Перри отправился к агенту по продаже недвижимости. Квартира Маги должна была находиться совсем близко от отеля Перри.

— В каком квартале месье желает поселиться? Сколько гостиных требуется месье? Сколько спален? И каков штат прислуги? Месье желает занять дом или квартиру?