Слава, любовь и скандалы

Оглавление

— Я могла бы предостеречь тебя, — со знанием дела заметила Пола, — но я побоялась. Ты бы бросила эту затею, если бы у тебя осталось время для раздумий.

— Теперь уже слишком поздно, — вздохнула Маги, к которой вернулось хорошее настроение.

— Беседовать с кандидатами в дворецкие? — недоверчиво переспросила Маги.

— Квартира будет готова в следующем месяце, — спокойно ответил Перри. — У нас должны быть слуги. А если есть слуги, то должен быть и дворецкий. Он поможет подобрать прислугу.

— Но я не представляю, о чем его спрашивать! — Маги даже вспыхнула от возмущения. — Я ничего не знаю о кормлении и воспитании сигар, о личной жизни ящиков с вином, о том, как объявлять, что обед подан, и о том, как правильно чистить серебро. И как неправильно его чистить, кстати, тоже. Если тебе необходим дворецкий, ты должен сам разговаривать с, ним. Я не уверена, что вообще перееду в эту квартиру.

— Ты ни разу не заехала посмотреть, как там идут дела. Разве тебе не интересно?

— Нет, — солгала Маги.

Она часто представляла себе, на что может быть способен месье Франк, но Маги не сомневалась, что стоит ей только высказать свое мнение, как это будет означать ее согласие жить в этой огромной, угнетающе большой квартире, которую приобрел Перри. С ее точки зрения, жизнь в отеле, даже таком престижном, как «Лотти», была наполнена очарованием суеты. В лифтах она часто встречала влюбленные парочки, определенно не супругов, в вестибюле слышался смех и играла музыка, с горничными всегда можно было поболтать минутку-другую, а с исполненными достоинства консьержами легко было обсудить шансы фаворита на скачках.

— Хорошо, я сам этим займусь, — смирился Перри.

— Послушай, я придумала. Позволь это сделать Поле. В этом она настоящий ас. Пола сразу понимает характер человека. Ее не проведешь. Во всяком случае, мне это ни разу не удалось. И не забывай, Пола замечательная сваха. Ее последний шидах ей, несомненно, удался.

— Шидах? — Перри оказалось незнакомо это слово.

— Знакомство. Ведь Пола познакомила тебя и меня. Но в нашем случае это слово не совсем подходит. В принципе, оно означает брак по договоренности родителей.

— Этому тебя научил твой раввин Тарадаш?

Перри нравилось, что Маги иногда употребляет еврейские выражения, неизвестные ему. От этого ее речь казалась ему горячей и пряной, как красная гвоздика в ее петлице.

— Не напоминай мне о моем бедном, ласковом ребе. Маги Люнель, живущая во грехе с католиком? Я даже представить себе не могу, что бы он на это сказал.

— Он бы вышел из себя?

— Вышел из себя, умер от горя, поседел от отчаяния, выбирай, что тебе больше по вкусу. Ребе бы не понял моего поступка, как и твой духовник. Хотя я отказываюсь чувствовать себя виноватой. Ты знаешь, в Талмуде написано: «Когда человек предстает перед своим Создателем, ему приходится отвечать за те удовольствия, которые он упустил случай испытать в жизни». С этими словами я совершенно согласна.

— Но ты не чувствуешь себя виноватой из-за того, что живешь со мной во грехе? — неожиданно серьезно спросил Перри.

— О нет, мой дорогой. Я не чувствую никакой вины, потому что так сильно люблю тебя. — Маги решила, что не стоит говорить Перри о том, какие чувства на самом деле она испытывает к нему.

Это была любовь, но без тайны, свободная от сюрпризов или грубости, такая любовь не могла причинить ей боли. Объятия Перри стали для нее крепостной стеной, которая защищала ее от новых разочарований. С ним Маги ощущала себя в полной безопасности, а теперь она знала этому цену.

Маги приходилось признать, что иногда ее настигали мысли о Мистрале, и она мгновенно вспоминала, как жесткая линия его рта становилась мягкой и чувственной под ее поцелуями. Но она гнала прочь непрошеные воспоминания и принималась считать свои раны. А что, если бы она прожила с Мистралем годы? Ее сердце было бы изранено этим одержимым художником, который никого никогда не любил. Ей удивительно повезло. Несколько месяцев жизни с Жюльеном Мистралем оставили в ее душе глубокие раны, но Маги верила, что ему не удалось соприкоснуться с ее подлинным «я». Она склонила голову на руку Перри и потерлась о нее щекой, ощущая, как колются тонкие белокурые волоски.

— Что касается дворецкого… — прошептала она.

— Я займусь этим.

— Я знала, что ты согласишься.

— Крепко закрой глаза и обещай не подглядывать. Я проведу тебя в гостиную. Хочу, чтобы эту комнату ты увидела первой, — сказал Перри, нежно обнимая Маги.

— Но это так глупо. Ну ладно, почему нет? Все это предприятие совершенно безумно.

Маги крепко зажмурилась и взяла Перри за руку. Ей показалось, что они шли очень долго. Наконец раздался голос Перри:

— Можешь смотреть.

Маги открыла глаза и посмотрела на то, что могло считаться первой по-настоящему современной комнатой двадцатого века. Ей показалось, что свежий бриз перенес ее в новый мир, золотой, бежевый, белый и цвета слоновой кости, где роскошь представала в самых чистых формах. Такого ей еще не приходилось видеть. Ни единой картины, ни единого украшения, только бледно-золотая поверхность, сама по себе произведение искусства в лучах белых гипсовых светильников причудливых форм.

Комната, показавшаяся невероятно огромной при первом визите, теперь наполняла Маги ощущением праздника. Проходя по белым коврам, она почувствовала себя в новом пространстве. Ей никогда не приходило в голову, что можно жить в таких условиях, где все дышит свежестью и открытостью, а привычные интерьеры кажутся захламленными и старомодными. Маги провела пальцем по спинкам простых белых кресел, обтянутых очень тяжелым шелком цвета слоновой кости без рисунка, погладила золотистую поверхность низких кофейных столиков и, почувствовав, что у нее кружится голова, упала на один из широких диванов. Она вытянулась во весь рост на бежевой натуральной коже и, полузакрыв глаза, изучала обстановку гостиной.