Убить отступника

Оглавление

Как их не обнаружил Гридинг? Уму непостижимо! А может, и видел следы исправник, но решил промолчать? Ведь милое дело – списать смерть ссыльного на несчастный случай, и все шито-крыто. И эта уловка Гридинга понятна. Если вышестоящие власти узнают, что ссыльный Мухин умер не своей смертью, то Гридингу несдобровать, как и несдобровать его соратникам по городской власти Бахареву и Кузьмичеву. Вторая смерть поднадзорного за короткий срок. Тут же распорядится енисейский губернатор назначить инспекцию в Белояр. Приедут чиновники из Красноярска и нароют здесь всякого такого… А могут и из Петербурга прислать. Еще интереснее будет. Получат белоярские по первое число.

А следопыт Голевский двигался дальше. Он шел зигзагами, внимательно осматривая снег. И кое-где находил следы. Особенно тщательно изучал места, защищенные от ветра кустом или поваленным деревом. Здесь следы не скоро заносятся.

Вот сломанная ветка…

Значит, убийца прошел здесь?

Через пятьдесят шагов человеческие следы терялись. Зато отыскались лошадиные и следы от полозьев. Видимо, убийца пересел в сани. Возможно, преступников было двое. Но куда они поехали? Вот загадка. Капитан обратил внимание на то, что у лошади на одной из подков обломан конец. Вот она, зацепка! Голевский пошел в примерном направлении по широкой наезженной дороге. В узкие переулки убийцы вряд ли бы сунулись: не проехать.

Голевский осмотрелся.

Наверняка направились сюда… А теперь сюда… Пучок сена, а под ним след. Вот она, сломанная подкова. Значит, все правильно, туда сани поехали. Тогда вперед! По следу!

Постепенно Голевский вышел на окраину Бело-яра. Заприметил крестьянскую избу, стоящую чуть далее других. Возле ворот стояла низкорослая лошадь, запряженная в сани. Капитан почувствовал, что кто-то наблюдает за ним. И точно, из-за сарая вышел какой-то остроносый чернявый мужичок с маленькой бородкой. Взгляд подозрительный, но притворно приветливый.

– А кого вы ищете, господин хороший? – спросил мужичок.

– А ты здесь живешь, любезный?

– Да, я. А что? Акакием меня кличут. Заходите в гости, не побрезгуйте угощением. Вы, кажись, тот самый офицер, что недавно приехал к нам из самого аж Петербурха.

– Надо же, потрясающе. Слухи обо мне распространяются с невероятной быстротой.

– Так, дык, ваш высокбродь, здесь деревня большая, а не город, все друг о дружке знают. Лицо мне ваше незнакомое, а других господ офицеров знаю, и наших, и сосланных. Значит, это вы и есть.

– А Боташева, голубчик, ты знал? Ссыльнокаторжного офицера, которого убили летом?

– Знал, как не знать. Добрейшей души человек был.

– А как ты думаешь, голубчик, отчего его убили? И кто?

– Да как кто. Разбойнички, конечно. Они иногда здесь появляются. Или в округе. Атаман Дикий озорничает.

– Говоришь, разбойники…

– Они, они самые, – закивал Акакий.

– А кроме тебя здесь кто-нибудь еще живет?

– Да никого, кроме меня. Жена да четверо детей. Так в гости не хотите?

– Спасибо за приглашение, голубчик, как-нибудь в следующий раз.

Уже темнело. Голевский распрощался с любезным крестьянином и побрел домой весь в думах.

Когда капитан вернулся на квартиру, за окном уже стемнело, хотя было около шести пополудни. Голевский сел за стол, положил перед собой чистые листы бумаги и жадно схватился за перо. Сначала подробная записка Шепелеву о неожиданной смерти Мухина. Там он выразил свои сомнения в естественной кончине мичмана. Правда, не написал об обнаруженных следах и подозрительном доме…

«Но что предпринять? Посылать курьера к Шепелеву? Или пока подождать… Или все же послать?.. Нет. Все же нет. Рано. Надо еще хорошенько поразмыслить над этой ситуацией».

Не решался капитан посылать нарочного за ротмистром. Что-то все-таки сдерживало Голевского от подобного шага. Объяснить он пока не мог. А вдруг он зря грешит на Журавлева, может, действительно разбойники?

Голевский захлопнул тетрадь…

* * *

На третий день Мухина отпевали в местном храме.

На отпевание пришли местные жители, все ссыльные и все местное начальство: Кузьмичев, Бахарев, Гридинг. Приехали из станицы Фрол, Аристарх, Анна и еще человек пять казаков. Церковь не могла вместить всех желающих, человек сто стояли на улице. Все, кто был внутри храма, держали зажженные свечки и внимательно слушали батюшку.

– Мрут как мухи, – шептались в народе. – Впервой этого, женатого на казачке из станицы, убили. Тепереча морячок отдал Богу душу.

– Точно!

– Взаправду говоришь, бабка!

– Сильно они достали царя.

– Бедняги. Жалко их.

– Хорошие люди.

И опять вздохи сожаления и скорби. Шепчется народ. Ему-то власть глотку не заткнет. Он же сибирский! Вольный, справедливый, рассудительный. На все свое мнение, независимое и меткое, иногда ядреное. Все-таки потомки каторжан да лихих казаков. Не любят они власть, не любят ей покоряться. Вот и говорят вслух, никого не боясь.

…И вот батюшка закончил отпевание. Народ хлынул из храма. Впереди несли гроб с телом мичмана. Гроб погрузили на сани и повезли на кладбище. Траурная процессия двинулась вслед за санями.

Дошли до погоста – а там уже выкопана глубокая яма. Неподалеку от могилы Михаила Боташева. Пришлось изрядно повозиться с могилой. Земля промерзла и с трудом поддавалась.

…Шел снег, все скорбно молчали, зябко ежились на пронизывающем ветру и хмурились. Батюшка прочитал молитву. Гроб опустили в могилу. Все бросили по горсти мерзлой земли, перемешанной со снегом. Могильщики взялись за лопаты… Женщины заплакали, мужчины прослезились. Голевский все поглядывал в сторону Журавлева, но тот ничем себя не выдал. Ну, погоди, господин полковник, я выведу тебя на чистую воду!