Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская пла

Оглавление

Франкленд нажал кнопку; из колонки донесся неясный шум и голоса (Франкленд объяснил, что беседовали студенты-медики и врач — их руководитель).

— Он все равно не понимает ни слова из того, что ты говоришь.

— Он воображает, будто находится совсем в другом месте, — может, и в ином времени.

— Ну разве он не законченный тип кровосмесителя?

И затем — слегка приглушенный голос (но в том, что это говорил Буш, не было сомнений):

— Ну и где же, по-вашему, я нахожусь?

— Тсс!

— Тише, разбудите всю палату!

— У вас — аномия и галлюцинации, разумеется, это как у всех.

— Но ведь окно раскрыто, — отозвался Буш (как будто эта загадочная фраза все объяснила). — Где же мы, в конце концов?

— В Карфильдской психиатрической больнице.

— Мы давно наблюдаем за вами.

— Ведь у вас — типичный аномический случай.

— Ну вы даете! — послышался снова голос Буша, и тут Франкленд выключил магнитофон. — Печально, очень печально, мистер Буш. В тот момент ваш сын воображал, что находится в армейском бараке; дальше — хуже. Он с каждым днем отдаляется от реальности, а временами становится даже опасен: на днях он набросился на моего ассистента с металлическим костылем. Пришлось на время поместить его в изолятор…

Но тут Джеймса прорвало: он завопил во весь голос, прервав пасторскую тираду Франкленда:

— Тед — все, что я имею! Он не святой, конечно, но он всегда был порядочным человеком и уж точно не замышлял насилия! Он никогда…

— Сочувствую, сочувствую. Конечно, мы делаем для него все возможное…

— Бедняга Тед! Дайте мне хоть взглянуть на него одним глазком!

— Не думаю, что это пойдет ему на пользу, — ведь он уверен, что вы умерли.

— Как это — умер?!

— А так. Он вообразил, что заимел дело с военными и те взялись поставлять вам виски под странным названием «Черный Тушкан», и вы упились им до смерти. Таким образом, он убил вас (конечно, это он так считает), а вину свалил на других.

Джеймс схватился за голову.

— Аномия… и слово-то какое чудное. Я ничего, ничего не понимаю! Такой покладистый мальчик, замечательный художник…

— Да, такое часто случается с людьми этого сорта. — Франкленд, не скрывая своего жеста, посмотрел на часы. — По правде-то говоря, мы надеемся, что искусство-терапия должна ему помочь. Искусство постоянно подмешивается в его галлюцинации. Вы сказали, что ваш сын — не святой, но он как минимум религиозен. Эти постоянные поиски совершенства, избавления человечества от горестей… А уже находясь в изоляции, он пытался создать модель идеальной семьи, в которой он смог бы наконец обрести умиротворение и покой. У нас есть записи того периода. В этой гипотетической семье ваш сын играет роль отца — тем самым узурпировав ваше право. Отец этот, по-видимому, безработный шахтер. А санитарам и сиделкам он раздал остальные роли.

— Так что же произошло?

— Ему не удалось долго поддерживать иллюзию мира в своей искусственной семье. Его воспаленный мозг требовал крайностей: быть либо охотником, либо добычей, убийцей или его жертвой. Семейная гармония была разрушена первым же бешеным приступом ненависти к самому себе: он символически покончил с собой. А следствием мнимого самоубийства и была идея возвращения во чрево матери — обычная для всех потенциальных кровосмесителей. Теперь он никого не хочет видеть… Вы сами напросились на это, мистер Буш.

— О Господи. Никого не хочет видеть… Но это так не похоже на моего мальчика! Конечно, он был сам не свой до женщин…

Франкленд прыснул в трубочку-кулак:

— «Сам не свой до женщин»! Да ваш сын знает одну только женщину — свою мать, и все представительницы прекрасного пола у него ассоциируются с ней. Он так непостоянен только потому, что боится, как бы женщина не взяла над ним верх.

Джеймс Буш беспомощно скользил взглядом по уже ненавистной ему комнате. Холодные, колючие слова, которым он не вполне верил, да и не совсем понимал, дружными очередями заставили его уйти в себя, забиться в укромный уголок. Желание бежать, бежать отсюда без оглядки почти пересиливало стремление видеть Теда. Какое убежище избрал бы он — долгую спутанную молитву или бутыль доброго виски, — нам неизвестно. А Франкленд все гудел, как испорченная пластинка:

— Во время последнего Странствия по девону — болезнь тогда уже пустила в нем корни — он встретил женщину по имени Энн. Ей тоже нашлось место в его галлюцинациях. Он все твердит, что она бродит где-то поблизости и вскоре вместе с сообщниками предпримет попытку его отсюда вызволить. Весьма существенно: он сначала убивает ее, а потом, немного погодя, воскрешает. Шекспировская трагедия, по-другому не скажешь. У вашего сына исключительно работает воображение… Но не буду вас дольше задерживать. — Он поднялся, склонив, как дятел, набок голову.

— Вы весьма любезны, мистер Франкленд, — с горечью и отчаянием в голосе проговорил Джеймс. — Но позвольте мне хоть в замочную скважину на него взглянуть! Ведь больше у меня в жизни ничего не осталось!

— Да-да, конечно, — Франкленд вскинул брови в притворном удивлении — и тут же перегнулся через стол, к Джеймсу, конфиденциально подмигнув ему: — Как я понимаю, у вас было что-то с некой миссис Эннивэйл…

— Да, я… миссис Эннивэйл — моя соседка.

— Странно. Странные штуки проделывает сознание с именами. Энн, Эннивэйл, аномия… Вы случайно не знаете, что такое амнион?

— Нет. Ну хоть одним глазком — можно?

— Боюсь, ваше появление огорчит его. Я же говорил вам: он убежден, что вы умерли.