ПЛЕНЕННАЯ ДУША

Оглавление

Возмущенными взглядами благородной леди сейчас можно было мятежные деревни палить — но светловолосому до того и дела не было.

— Вот ты, Риэ, — все так же язвительно продолжал он, — в своей книге доказал, что священный символ упокоения, начертанный на храмовых склепах, восходит к обозначениям Первого Бога. Тем самым, кстати, перевернув половину религиозных догматов с ног на голову… Так жрецы за это всего лишь твой трактат сожгли! А спроси нашу леди, что случилось с ее кузеном, обвинившим как-то Амареша даже не в предательстве и попытке переворота (чем высокочтимый лорд занимается со дня своего утверждения в качестве главы Дома!), а только в смутьянстве и недостаточной верности интересам Империи?..

Юлия, мгновенно побледнев, занервничала.

— Не думал, что в военных школах так глубоко вникают в историю и политику! — пришел ей на помощь студиозус. — Где же ты, Эдан, набрался этого?

— Чего, Риэ? — притворно удивился тот. — Я лишь смотрю по сторонам и немного слушаю… А будешь глупыми вопросами донимать — могу ведь и высадить! Пусть твои недавние приятели из Заречьих Сопок (так, кажется, та деревня называлась?) догонят…

— Ты не посмеешь! — гневно вскрикнула девушка.

— Что именно? Избавиться от лишнего нахлебника?

Теперь уже Риэ дернулся, зло сверкнул карими глазами — и полез под сиденье за своим потертым мешком.

— Прикажи остановить! — бросил сердито. — Мне не нужна ничья опека! И уж тем более — милостыня!..

— Тебе-то нет, — едко перебил Эдан, — а леди твоей? Ты же из-за нее за нами увязался? Чтоб уберечь несчастную девочку от меня, негодяя?..

Юноша запнулся и отчаянно покраснел.

— Из-за любви люди на смерть идут, — не думал жалеть его светловолосый, — что говорить о каком-то унижении? Так как, Риэ, остановить карету, или еще немного мой дурной нрав потерпишь?..

Студиозус сердито выпрямился, замер, стараясь не глядеть на него, и, тем более, на смущенную Юлию…

«Что это с тобой?» — удивленно обозвалась Лая.

«Не знаю… — отмахнулся Эдан. — Просто… настроение…»

«Посвящение ведь завтра, правда?» — прошелестел осторожный вопрос.

Он раздраженно стиснул зубы.

«Неважно! Я ведь говорил уже… Не хочу сейчас думать об этом!»

— О боги, он опять это делает! — по-прежнему на него злясь, скривилась леди.

— Что? — буркнул Риэ, на миг отвлекшись от своей обиды.

— Говорит сам с собой! Ненормальный!

Эдан лишь презрительно выгнул губы — и вновь отвернулся к окну.

К счастью для всех, за поворотом показалось долгожданное селение.

***

Деревня — скорее, маленький грязный городок, выросший при рудном карьере стараниями предприимчивого лорда Матезы, здешнего хозяина, — даже в сухую погоду отличалась непритязательностью, сейчас же выглядела особенно неуютно. Эдан никогда не любил бывать здесь, хотя обширные владения лорда и граничили с его собственными. Ни сам Матеза, ни его супруга и дочери, давно ищущие внимания холостого соседа, симпатии в молодом мужчине не вызывали — потому и задерживаться в Железных Камнях он собирался не дольше, чем нужно для сытного завтрака да смены лошадей. Лишь бы дорогу совсем не развезло, — а там, глядишь, и не успеют местные соглядатаи доложить хозяину о карете с сине-серебряным гербом…

Постоялый двор стоял пустым да унылым, так что появлению молчаливой, угрюмо друг на друга косящейся, четверки там даже обрадовались.

Эдан, впрочем, захватив кружку горячего вина и оставив спутников на попечение хозяина с кухаркой, сразу вернулся на мокрое крыльцо. Есть ему не хотелось — как и терпеть на себе сердитые, пополам с любопытством, взгляды Юлии да прикипевшего к ней, похоже, намертво Риэ…

«Это ведь ты на них сорвался», — укоризненно обозвалась Лая.

«Я, — устало согласился мастер, но продолжать разговор не захотел. — Вознице отдых нужен. Я сам дальше поведу, а он пока пусть в карете отоспится».

«То-то наша леди обрадуется соседству деревенского дядьки и его могучему храпу!..» — не сдержала Насмешница ехидства.

«Ничего, потерпит! Я Криваря знаю куда дольше, чем ее капризное высокородие! В следующий раз подумает, прежде чем…»

О чем там должна подумать леди Юлия, Эдан сообщить не успел: ощущение постороннего, изучающего взгляда захлестнуло его.

Мастер застыл, украдкой осматривая грязный двор и пустынную улицу, пристально вглядываясь в темные от влаги бревенчатые строения.

Под пустующим торговым навесом ютилась оборванная нищенка. Светлые, пополам с сединой, волосы ее колтуном выбивались из-под дырявого платка; выражение лица, отекшего и красного от излишней любви к крепкому пойлу, было сложно определить — но запухшие серые глазки смотрели на Эдана внимательно, с неожиданным, почти диким умилением.

Поняв, что ее заметили, женщина щербато разулыбалась и торопливо поковыляла к крыльцу, загребая башмаками воду из луж.

Светловолосый нахмурился, с трудом удержавшись от затравленного взгляда на дверь позади себя — очень уж захотелось ему сбежать.

— Это ведь ты? — через весь двор сипло закричала нищенка, привлекая внимание вынесшей помои служанки да смолящих под навесом каретного сарая конюхов. — Это ты! Я сразу узнала! — рука ее слегка коснулась пальцев мужчины, и, прежде чем брезгливо отшатнуться, Эдан почувствовал слабое касание чужого дара.

Теперь уж мастер совсем растерялся: никогда он сей особы прежде не встречал, но обращалась она к нему, как к давно знакомому.

— Это ты, правда ты! — не унималась женщина, твердя одно и то же с каким-то пугающим, благоговейным восторгом. — Разве не чувствуешь? Не видишь родную кровь?!