Великая Стена (сборник)

Оглавление

144

— Полагаю, тот, кто очень торопится. Или чья техника еще несовершенна.

— Не пойму, к чему вы клоните…

— Я просто подумал: может, у них не хватало времени, чтобы сделать все как следует? Имелась только одна попытка, и ее надо было использовать, даже если метод еще не до конца изучен…

— Это все равно не объясняет, каким образом ключевые слова просочились не куда-нибудь, а в пьесу!

— Возможно, объясняет. Особенно если акаузальная коммуникация вызывает передачу образов сквозь время непосредственно в человеческий мозг. Автор пьесы…

— Он-то здесь при чем?

— Этот человек жил и умер задолго до открытия квантовой механики. Даже если предупреждение достигло его мозга совершенно четко и ясно, он мог интерпретировать его лишь в соответствии с собственной картиной мира. Ничего удивительного, что все у него перепуталось и смешалось. В его понятийном аппарате не было места для исчезнувших цивилизаций и смежных слоев реальности. Зато там присутствовали острова, ведьмы и духи…

— Просто смешно. Скоро вы начнете рассказывать, что другие кластеры…

— Вот именно! Запись инсценировки, так называемый «фильм», была организована несколько веков спустя. Его создатели сделали все возможное, исходя из своих ограниченных представлений о Вселенной. Они знали о космических путешествиях, о других мирах. Это уже ближе к истине, чем та пьеса, но по-прежнему ограничено тюрьмой их мировоззрения. Готов поспорить: в других кластерах все то же самое.

— Если я правильно поняла, — подытожила Остроу, — Метаправительство будущего возрождает изобретенную KP-Л древнюю технологию межвременной коммуникации — технологию, в которой едва разбирается. Оно пытается отправить послание в прошлое, но вместо этого распыляет его по всей истории, вплоть до тех времен, когда люди считали, будто Солнце движется по небу на паровой тяге.

— А может, и более древних, — заметил Фернандо. — Кто знает, возможно, существуют и другие кластеры, незаметные в статистическом шуме…

Остроу его перебила:

— И несмотря на весьма ограниченное понимание работы этого механизма, подобные, как вы их назвали, «случайные выстрелы» умудряются попасть прямиком в головы драматургов, режиссеров, скульпторов…

Она с показным сожалением покачала головой.

— Не обязательно, — возразил Фернандо. — Мы знаем лишь, что эти люди стали тем, кем стали в нашей временной линии. Возможно, именно это предупреждение и направило их на творческую стезю… Так сказать, посеяло в их душах зерно едва ощутимого беспокойства, избавиться от которого можно было лишь одним способом — через самовыражение, будь то пьеса, фильм или ледовая опера на Плутоне.

— Надо отдать вам должное, инспектор: вы действительно умеете вывести дискуссию за пределы логики. Неужели вы в самом деле считаете, что, если бы не послание, ни одно из произведений не появилось бы на свет?

Он пожал плечами.

— Если вы допускаете возможность посланий во времени…

— Нет, не допускаю.

— Не важно. Я надеялся вас убедить. Думал, после этого ваш арест пройдет проще для нас обоих. Хотя на самом деле это и не важно. Зато теперь вы понимаете, почему я должен положить конец вашим исследованиям. Пусть в Службах контроля и эксплуатации сами решают, насколько правдоподобна моя теория.

— А если решение будет отрицательным, мне позволят продолжить работу?

— Вы забыли об одной маленькой детали, Меранда. Обвинение в убийстве.

Она погрустнела.

— Как вы догадались?

— Я не догадался, — сказал он. — Вы мне подсказали. И даже больше: думаю, какая-то часть вашего существа — глубоко запрятанная, подсознательная часть — на самом деле жаждала, чтобы я узнал правду. Если же нет, то это был очень неудачный выбор пасьянса, Меранда.

— Вы считаете, что я мечтала быть арестованной?

— Просто я не могу поверить, что вы ненавидели своего мужа. Но он препятствовал вашим исследованиям. И поэтому должен был исчезнуть. Не думаю, что с тех пор была хоть одна минута, когда вы не казнили себя…

— Вы правы, — сказала она, словно приняв какое-то твердое решение. — Я не питала к нему ненависти. И все-таки он должен был исчезнуть. Так же, как и вы.

В мгновение ока из серебристых складок платья вынырнула рука, сжимающая гладкую черную рукоять оружия. Это был обыкновенный бластер — не самое совершенное оружие на свете, но более чем способное нанести смертельную рану.

— Пожалуйста, доктор. Уберите эту штуку, пока кто-нибудь не пострадал.

Она встала. Рука с оружием дрожала, но с прицела его не спускала.

— Халиф, — позвала она, — проводи инспектора в ликвидационную камеру. Он нас покидает.

— Меранда, вы совершаете ошибку.

— Ошибкой было бы позволить Метаправительству закрыть проект, когда я так близка к успеху. Халиф!

— Я не могу проводить инспектора, пока он сам этого не захочет, — сообщил робот.

— Я приказываю!

— Он сотрудник Службы контроля. Моя программа не позволяет…

— Пожалуйста, пройдемте со мной, — сказал Фернандо. — Уберите оружие, и мы никому об этом не скажем. Положение ваше и без того серьезное.

— Я никуда не пойду.

— Вас ждет суд. Если грамотно выстроить линию защиты, вы сумеете представить смерть мужа как непредумышленное убийство. Возможно, вы не собирались его убивать, просто припугнуть…

— Дело не в суде, — прорычала она. — Мне противна сама мысль о том, чтобы войти в эту штуковину… Когда я приехала сюда, я уже не собиралась уезжать. Я не пойду с вами.