Великая Стена (сборник)

Оглавление

166

Он непонимающе взглянул на меня:

— Что ты сказал?

— Раздавите стекло. Это легко сделать пальцами. Раздавите стекло и вылейте содержимое в пруд. Потом вставайте и уходите.

Я встал, оставил императора на коленях возле дорожки с вытянутой над водой рукой. Сделал несколько шагов к Великому Дому. Я уже начал очищать сознание, готовясь приступить к выполнению своих многочисленных обязанностей. Захочет ли повелитель избавиться от меня? Попытается ли уничтожить? Вполне возможно. Но император умен и проницателен. До сих пор я служил ему хорошо. И если мы согласимся оставить в прошлом это небольшое отклонение от наших нормальных отношений, то я не вижу причин, почему бы нам и дальше не наслаждаться их плодами.

Я услышал за спиной еле слышный треск. Потом рыдания.

И пошел дальше.

Исправление

THE FIXATION

«Премия Сайдвайз / Sidewise Awards, 2009»

Рассказ, 2009 год

Перевод на русский: Е. Дрозд

* * *

Посвящается Ханну Бломмила

Внутри изъеденного камня находилось нечто, выглядящее как механический эмбрион — зачаточный бутон индустриальной эпохи, остававшейся нерожденной в течение тысячелетия.

Джон Сибрук,

«Нью-Йоркер» от 14 мая 2007 года

Охранник Катиб, работающий обычно в ночную смену, как раз отмечает время прихода, когда Рана на бегу проводит пропуском по считывающей панели сканера. Когда она проносится мимо в своем плотном плаще, согнувшаяся под тяжестью лэптопов и коробок с документами, Катиб провожает ее исполненным сострадания взором.

— Что, опять на всю ночь, Рана? — задает он вопрос, который задавал уже сотни раз до этого. — А я тебе так скажу: найди другую работу, девочка.

— Мне стоило немалых усилий заполучить именно эту, — отвечает, притормозив, Рана. Она почти скользит по полу, до зеркального блеска отполированному небольшой армией роботов-чистильщиков. — Где еще я могла бы делать то, что мне нравится, да еще и зарплату получать?

— Сколько бы ты ни получала, мешки у тебя под глазами не стоят таких денег.

Зря это он про мешки, она и сама о них знает — и ей это тоже не по душе. Тем не менее она улыбается в ответ, ибо Катиб добрый человек и не желает ее обидеть.

— Это пройдет, — говорит Рана. — Как бы то ни было, мы ведь уже на финишной прямой. Или ты не заметил, что нас ждет грандиозная церемония открытия?

— Я что-то слышал об этом, — почесывает бороду Катиб. — Я лишь надеюсь, что им все еще понадобится какой-нибудь старый дурак вроде меня — присматривать за этим корпусом после открытия нового.

— О, ты незаменим, Катиб. Им придется избавиться от половины экспонатов, прежде чем они выставят тебя на улицу.

— Именно это я и сам себе постоянно твержу, но… — он пожимает могучими плечами, а потом улыбается, давая понять, что не намерен обременять ее своими проблемами. — Но все же это будет что-то, правда? Я могу видеть эту штуку со своего балкона, она почти из любой точки города видна. Поначалу мне это не нравилось, но теперь, когда все закончено и сверкает, я начал привыкать. И оно наше, я об этом все время думаю. Это наш музей, и больше ничей. Что-то такое, чем мы можем гордиться.

Рана его хорошо понимает. Новое крыло, почти законченное, подавляет своим величием старый корпус. Этот сверкающий зиккурат со своим собственным микроклиматом был спроектирован монашествующим британским архитектором, оказавшимся по иронии судьбы ревностным христианином. Противоречивый выбор, если по правде, однако ни один человек, который видел эту приливную волну из стекла и стали, не остался равнодушным. По мере продвижения солнца по небосклону открываются и закрываются управляемые компьютером заслонки, чтобы контролировать потоки света, льющиеся в атриум зиккурата — крытый внутренний дворик, где поначалу будет выставлен Механизм, а также для того, чтобы поддерживать в здании идеальную температуру. При взгляде издали игра заслонок смотрится какой-то зачарованной подвижной мозаикой: гипнотический, никогда не повторяющийся танец мерцающих вспышек. Рана читала в каком-то журнале, что архитектор до своего прибытия в Большую Персию никогда не прикасался к компьютеру, но когда понял, какие возможности предоставляет работа с ним, окунулся в цифровую стихию с рвением новообращенного.

— Это будет чудесно, — подтверждает Рана, разрываясь между желанием поболтать с дружелюбным Катибом и стремлением поскорее приняться за работу. — Но ведь церемония не состоится, если к этому времени Механизм не будет установлен точно на своем месте, не так ли?

— Это такой способ вежливо намекнуть на необходимость как можно быстрее попасть в свой офис, — с улыбкой произносит Катиб, давая понять, что не обижается. — Помочь тебе с этими коробками и компьютерами, дорогая?

— Спасибо, не надо, я справлюсь.

— Если что понадобится, вызывай меня. Я тут до шести. — С этими словами он разворачивает журнал и принимается водить карандашом по сетке наполовину разгаданного кроссворда. — И не перенапрягайся на работе.

Последнее он бормочет как бы себе под нос, но все же достаточно громко, чтобы Рана услышала.

По пути в офис Рана не встречает ни одной живой души, если не считать время от времени попадающих в поле зрения роботов-уборщиков и роботов-охранников, патрулирующих здание. Но переходы и экспонаты все еще освещены, хотя и приглушенным светом, а с некоторых смотровых галерей можно видеть на улице редких прохожих, возвращающихся из театра или с поздних ресторанных посиделок.