Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая.

Оглавление

– Атаковать! – решил Бобрыня с хмурой улыбкой, и воинственно сдвинул щит с крупа коня позади седла к левой руке. – Прорубимся… Мы их доспехом задавим. У пруссов доспех кожаный, удар копья и меча не держит.

– Может, сначала стоит поговорить, узнать, чего они хотят? – предложил Гостомысл, всегда предпочитающий сначала попробовать договориться, и только потом, при неуспехе переговоров, брать оружие в руки.

– Они всегда только одного хотят – пограбить, другое ляхов никогда не интересовало, – Бобрыня остался категоричен, и рука его так и тянулась к тяжёлому «крыжу» меча, несколько раз поправляя оружие.

Гостомысл, знающий выработанную опытом осторожность своего сотника, понял, что тот не видит иного выхода из положения. И, наверное, он прав… Если отступать, и идти другой дорогой, ляхи и пруссы наверняка надолго привяжутся, и будут преследовать, пуская стрелы из-за кустов до тех пор, пока их, на ихней же земле, не соберётся столько, что они смогут окружить словен, и не выпустить. И княжич готов уже был дать согласную команду, когда чуть вперёд выехал князь Войномир, по-прежнему сопровождаемый двумя воями охраны.

– В лесу они в преимуществе будут. Легче вооружены, легче передвигаются, три удара нанесут, пока вой в доспехах один раз замахнётся. Там меч с дубиной вровень пойдут. Княжич, дозволь совет дать. Прикажи-ка выстроить дружину в поле, и не двигаться, а стрельцов наперёд вокруг поля запусти, по леску, с двух сторон по полусотне…

– Зачем рассеивать силы? – ворчливо не согласился Бобрыня не столько оттого, что не понял маневра, а, скорее, просто из чувства ревности и противоречия – не дело пленника боем руководить. – Нас без того, чать, не с лишком много, а на три части делиться… Так всех по частям и перебьют…

– Не перебьют, – настаивал на своём Войномир. – Просто не успеют. И характера не хватит. Мы их умом поборем. Тут, главное, княжич, – выдержку проявить, и ни шагу вперёд, ни на корпус лошади… Пруссы сами вынуждены будут из леса, где они, без строя, преимущество имеют, выйти. И ляхи долго не выдержат. Эти вообще ждать не любят. Они могут мечом махнуть, налететь, покричать, порезать, пограбить, и улететь. Но ждать – на это у них нутра не хватит, народ бесшабашный и бестолковый, хотя в сече, не могу не признать, хороши. Из лесу они выйдут сразу, как только мы дружину остановим. Поймут, что мы дальше не пойдём. И сами в обхват двинут. Через поле. В поле грязь и снег. Кони шибко не разбегутся. Тут стрельцы ляхов тучами и накроют со спины. До дружины, может, даже и не допустят. А допустят – так, чать, меньше половины.

Бобрыня долго не думал, пожал плечами, и, соглашаясь с доводами, против которых трудно возразить, отодвинул щит на прежнее место. Это было знаком и для Гостомысла. Если уж такой опытный сотник, как Бобрыня согласился, а он много схваток и сражений прошел, то молодому княжичу соглашаться требовалось тем паче.

– Вильчан дело говорит, – Гостомысл с благодарностью, хотя и строго, глянул на пленного князя, но не удержался, чтобы не усмехнуться. – Хорошую ты школу, наверное, прошёл у Войномира. Помогал ему наши дружины в Бьярмии побивать…

– Я иногда давал князю неплохие советы, – скромно ответил пленник, и опустил глаза, чтобы себя не выдать. Но глаза эти уже горели боевым пылом и вызовом опасности.

– Русалко, разводи стрельцов! Как выйдешь к месту, шли стрелу! С другой стороны тоже! Бобрыня, дружину выстраивай… – это прозвучало уже приказом, и сотники сразу приступили к выполнению. – Вильчан, рядом со мной держись. Может, и мне что-то ещё подсоветуешь…

Лёгкие конные стрельцы из сотни Русалко быстро разделились на две полусотни, и стали расходиться двумя полукругами через лес, чтобы обогнуть открытое пространство и не показать себя противнику. Сотня тяжёлых дружинников Бобрыни выстроилась плотным строем и ощетинилась копьями. Осталось только ждать сигнала от стрельцов.

Чувствительные кони хорошо знали, что предвещает построение в боевой порядок, и нетерпеливо перебирали копытами, фыркали, злобно помахивали хвостами, и звенели медными бляхами на упряжи – в бой рвались. Наконец, тонкий затейливо-прерывистый свист разнёсся над полем – пролетела стрела. И ей ответил точно такой же свист, пришедший с противоположной стороны.

– Вперёд! – дал команду Гостомысл, и первым отпустил натянутые удила, но коня пустил не в полную прыть, чтобы не растягивать ряды дружины.

Дружина, возглавляемая Бобрыней, двинулась следом сомкнутым развёрнутым строем.

– Княжич, случись сеча, я беззащитен… – сказал князь Войномир, не отставая от Гостомысла, как тот и приказал. Гостомысл посмотрел через плечо, и окинул князя взглядом от копыт его коня до яловца шлема.

– Вижу, что не на сечу собран. И что велишь? Охранять тебя? Или по доброте сердечной отпустить на все четыре стороны?

– Прикажи-ка мне меч дать. Слово сковываю, не убегу и не обману. А в сече моя рука может понадобиться, – густой голос молодого князя звучал твёрдо, и вызывал доверие.

– Бобрыня! Прикажи меч Вильчану дать, – распорядился Гостомысл. – И щит не забудь… Он же ныне без доспеха…

– Щит не надо… – возразил Войномир. – Два меча, если есть.

И он поднял обе руки с раскрытыми ладонями, словно показывая, куда следует вложить оружие.

– Ты, как Александр Двурогий, двумя мечами воюешь? – удивился Гостомысл, потому что видел князя Войномира в сече, но тогда тот ничем внешне не отличался от других воев, ни оружием, не способом владеть им.