Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая.

Оглавление

– А этот… – поинтересовался Двинец. – Сотник Румянец… Коли ему не откроют?

– Ему откроют, – уверенно сказал воевода. – Румянец командовал Заборьевской крепостицей, самой дальней от города. Ему был дан наказ крепостицу сжечь, и привести людей в Славен. Мы его с семьёй захватили. А дружину его в крепостице заперли до того, как они её сожгли. Ему с дружиной откроют, потому как ждут… Там, в привратной славенской сотне, его брат десятником служит. Узнает брат брата…

– Так и передам.

– Ты всё остальное понял? Все запомнил?

– Понял, воевода. И запомнил.

– Повтори…

Двинец, прочистив горло кашлем, почти слово в слово повторил всё. Память у гонца оказалась отличная и язык не костяной.

– Эй, там… – крикнул Славер за дверь. – Приведите Румянца.

Шаги, и лязганье доспехов и оружия показали, что приказ услышан. Ждать пришлось недолго. Дверь раскрылась, и два дружинника ввели седого не по молодым годам воя.

– Ну что, сотник, хочешь ты ещё свою жену и детей увидеть живыми? – сурово спросил Славер, и посмотрел на воя исподлобья.

– Я уже сказал, что всё сделаю, как велено, воевода… – сотник Румянец ответил без страха, и даже озлобленно, слова чеканя. – Вели только их из подвала выпустить. Там холодно, дети малые, не выдержат, захворают. И крысы пищат, пужают.

Воевода вопросительно посмотрел на сопровождающего сотника дружинника.

– Что с пленниками?

– Их уже выпустили, как ты сказывал. Теперь в тёплом чулане заперты, – сообщил дружинник. – А сделает этот что не так, обратно в подвал отправим, да про подвал и забудем совсем… Чтоб крысам тож было чем подкормиться…

Последние слова явно были адресованы Румянцу.

– Доволен? – спросил Славер сотника.

– С чего довольным быть. Я сделаю, – повторил Румянец. – И конец тому. Брата ты обещал не трогать. Я позову его у ворот.

– Обещаю. Что, у брата тоже детей полон дом?

– У меня только пятеро. А у него семеро.

– Вот и береги их. Сделай все, как договорились.

– Сказал же, что сделаю, – голос сотника звучал бесстрастно.

– Уже пора начинать… – глянул воевода за окно, где сумерки сгустились заметно. – Сейчас поедешь с Двинцом к воеводе Даляте, утром дело и сделаете. Затемно ещё. И помни, чуть что не так, прощайся с семьёй.

Сотник угрюмо промолчал.

Славер отправил его и Двинца взглядом, глядя им в спины, и долго ещё на дверь смотрел, словно хотел что-то напутственное и через дверь высказать, но ограничился вздохом…

* * *

Воевода Славер сам отлично знал, каково бывает после длительного многодневного марша, да ещё марша зимнего, когда за время коротких привалов только-только успеваешь еду на костре согреть, но уж никак не прогреться самому, когда нет возможности выспаться полноценно, а если привал и объявляют, то спать дают самое короткое время, чтобы человек во сне замёрзнуть не успел. Но и такой сон не сон вовсе, потому что в заледенелых доспехах выспаться – то же самое, что выспаться в проруби, окунувшись туда с головой. И так изо дня в день – силы тают и тают. А потом, опять, практически, не выспавшись – в сражение, в сечу! Это трудно, кажется, что сил на такое в теле уже не найдётся, но всегда согревает мысль о том, что после сражения, после победы, победитель имеет право насладиться тем, что заслужил своим копьём и мечом. Один шаг, последний шаг сделать, последнее усилие приложить, когда силы, кажется, на исходе. Вот в такие моменты и проверяется, чего стоит человек, как вой. Но Славер на уставших бьярминских варягов надеялся всё же куда больше, чем на свежую варяжскую дружину Русы.

Конечно, Славеру, приказывающему и посылающему в сечу, легче. Он в тепле ждал, предоставляя другим право совершить последний шаг. Пусть и не высыпался за заботами тоже, но всё же не в седле время проводил, и доспехи на ночь снимал, которые способны за один-то день плечи натрудить, не говоря уже о днях многих, и тоже бессонных, да к тому же ещё таких зябких. Но и он когда-то в молодости был простым воем, и он когда-то так же мерз в седле, и не успевал перед боем прогреться. В схватке грелся. Кому-то и из нынешних простых воев судьба готовит место воеводы. Но это только со временем. А пока должны терпеть, и дело свое делать.

Он намеревался было отдохнуть в эту последнюю решающую ночь хотя бы пару часов. Годы все-таки у него были уже не молодые. Но и отдыхать отправиться думал тоже не сразу. Следовало еще отдать необходимые наказы, потом проверить приготовления, и только после этого уже можно было бы отдохнуть. Но, даже сделав все необходимое, не стал ложиться, словно чувствовал, что его могут упрекнуть за это дружинники полков, прибывших из Бьярмии. Перед ними стыдился, хотя они его сейчас и не видели. Внутренне стыдился. И, умывшись в ушате простой холодной водой, чтобы разогнать усталость, отправился уже в темноте к посаднику Ворошиле, который знал о том, какая решительная ночь предстоит сегодня, и даже имел по этому поводу беседу с князем Здравенем. Именно результатом этой беседы и решил поинтересоваться Славер. Ворошила не собирался все сообщать Здравеню. А только думал рассказать о возможных попытках. И хотел знать, как Здравень на это отреагирует. Так договаривались Славер с Ворошилой, чтобы никто не сумел сорвать хорошо продуманное и уже начатое дело. Что же касается полков городской дружины, пока ещё не переданных воеводой Блаженном под командование бьярминского воеводы, то Славер решил пока, до времени, вообще отказаться от них. Знал, что сила это дутая. Одно название. Дружина только тогда является настоящей боевой, когда она воюет. А если не воюет, то доспехи дружинников ржавчиной покрываются. И лучше уж было рассчитывать на то, что есть под рукой. Такой ход подсказал ему сам посадник Ворошила. Многие дружинники Блажена родственно или дружески связаны с жителями Славена. И, кто знает, не захотят ли они предупредить своих о том, что готовится в Русе. Предупредят одного, тот озаботится ещё десятью, эти десять каждый десятью, и – всё пропало… С Ворошилой так и договорились, что городскую дружину поднимут, и выведут на лёд Ильмень-моря только в самый последний момент, если вообще выведут, но на городские стены, скорее всего, посылать не будут, и используют только в том случае, если у бьярминских полков что-то не получится. Но получиться всё должно было так, как Славер задумал. Главное, в город ворваться, и устроить там пожар. Бьярминская дружина ненамного, но больше тех сил, что удалось собрать воеводе Первонегу. И в чистом поле бьярминским дружинникам победа была бы обеспечена за счёт тех новшеств, что ввёл в полках князь Войномир. Но с запертым городом им бы не справиться, если бы не неожиданный «изъезд» на ворота. А если «изъезд» получится, то получится и остальное. Воевода Первонег даже полки собрать в городских улицах не успеет, как улицы уже будут заняты. И в горящем городе, когда противник проник за стены, сопротивляться, практически, возможно только тогда, когда вся дружина спит на стенах…