Мой милый жандарм

Оглавление

Все это я и изложила своим аккуратным почерком, дотошно и скрупулезно. Сложности возникли лишь с орфографией. Плевать, не экзаменационное сочинение, сойдет и с ошибками.

Утром я вскочила ни свет ни заря. Под уже привычное ворчание Серафимы Павловны позавтракала на скорую руку и собралась бежать, как меня задержали – прибыл портной из модного салона с моим пальто. Полчаса ушло на примерку и кое-какие поправки. Может быть и час. Мне вдруг пришла идея пошить деловой костюм, что я немедленно и воплотила на бумаге. Пришлось выслушать еще одну порцию ворчания, на этот раз от старичка-портного. Негоже, мол, приличным барышням в таком бесстыдстве щеголять.

Словом, к правлению фабрики я добралась, когда солнце парило в зените.

Лука Астафьев принял меня без промедления. Вежливо осведомился о моем здоровье, ни выказав ни грамма удивления, что прибыла я одна, без своего босса. В его скрипучем голосе мне почудилось скрытое торжество.

Подавив червячок беспокойства, я молча выложила на лаковую поверхность стола свой отчет. На лице фабриканта не дрогнул ни единый мускул. Несколько минут он изучал мое творение, хмуро кусая губы. И спокойным тоном осведомился:

– Сколько вы хотите за молчание?

– Вы задолжали одному нашему общему знакомому кругленькую сумму, – вкрадчиво пояснила я. – Рассчитайтесь с ним, и мы с вами больше никогда не увидимся.

– Вы говорите о Жорже? – уточнил он.

Я молча кивнула в ответ.

Лука Астафьев поднялся с кресла, неторопливо прошествовал к сейфу, скрытому за роскошной пальмой в углу кабинета и, повозившись с минуту, вернулся с толстенной пачкой ассигнаций. Вновь забеспокоился в недовольстве червячок сомнений. Слишком гладко как-то все идет.

– Желаете пересчитать? – с нескрываемым презрением спросил Астафьев, протягивая деньги.

– Джентльменам верят на слово, – не замедлила я с ответной шпилькой.

Фабрикант глянул недоуменно, но промолчал. Небрежно пододвинул лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу.

– Извольте написать расписку.

Ага, шаз-з! Может тебе и явку с повинной заодно оформить? Шантаж, он в любом веке шантаж, и срок за него дают немалый. Ищи дурака за четыре сольдо!

Язвительно усмехнувшись в ответ, я сцапала со стола листок. Со своими выкладками. Улики я оставлять не собиралась. Жалко спичек нет рукой, прямо здесь и сожгла бы. С трудом запихнув в ридикюль ассигнации, я поднялась со стула.

– Счастливо оставаться, господин хороший! Провожать меня не стоит, дорогу я запомнила с прошлого раза.

Меня и не провожали. Лишь глумливо хмыкнули в спину. Зато встретили с распростертыми объятьями в приемной. Здоровый, бритый наголо дядька в штатском, два пузатых полицейских, секретарь и толстая тетка с выпученными от любопытства глазами. Бухгалтер местный, если судить по черным нарукавникам.

– Позвольте вашу сумочку, дамочка! – Лысый дядька, неприятно ощерившись, потянул у меня из рук ридикюль. – Господа понятые, прошу внимания, сейчас будем сверять нумера билетов.

На свет появилась давешняя пачка ассигнаций. Бритый здоровяк достал из нее одну купюру и принялся водить пальцем по листку бумаги, заполненному столбцами цифр. Секретарь с теткой едва не подплясывали от нетерпения, по-гусиному вытягивая шеи.

Во, влипла! Странно, но волнения я не испытывала. Лишь чуточку досады, что так глупо попалась в ловушку, и капельку веселой злости. Ладно, мой маленький и подлый кассир, ты у меня дождешься! В том, что это проделки моего знакомого плута, сомнений не было. Интересно было другое – в чем смысл этой провокации?

– Погляди хорошенько, Фрол Семенович, у нее еще и документик весьма любопытный припрятан, – показался в дверях ухмыляющийся Лука Астафьев. – Им-то она меня шантажировать и удумала.

Лысый дядька, оторвавшись от сверки купюр, одарил меня недобрым взглядом. Я поежилась от внезапно накатившего озноба – вот и открылся ларчик. Банальная месть, другие варианты на ум не шли. Вот только за какой крючок он подцепил горе-кассира?

Мой кровный недруг, тем временем, извлек и злополучный план банкротства фабрики. Пробежался по тексту глазами, хмыкнул удовлетворенно и нарочито небрежно спросил:

– Ваше письмецо?

– Впервые вижу! – сыграла я изумление.

– Значит, отрицаете?

– Сами мы неграмотные, письму не обучены, – нахально заявила я. – Враги подбросили, не иначе… – кивнув на секретаря, доверчиво пожаловалась: – Вот этот супостат и подложил, мне его физиономия сразу подозрительной показалась… Прошу арестовать его немедленно и наказать со всей строгостью закона.

Секретарь побледнел, беззвучно хватая ртом воздух. Тетка-бухгалтер испугано отпрянула от него в сторону, едва не придавив своим могучим бюстом одного из полицейских.

– Ваньку валяем? – краешком губ усмехнулся околоточный надзиратель.

– Да как можно? – искренне возмутилась я. – Мы к власти завсегда со всем почтением, душой и помыслами чисты, сердцем трепетным открыты.

– Почему ваш сообщник с вами не прибыл? Где он сейчас?

– Какой такой сообщник? Не знаем мы никаких сообщников.

– Испанский дон, – терпеливо пояснил Фрол Семенович, продолжая потрошить мой несчастный ридикюль.

– В глаза не видели никаких донов! – клятвенно заверила я, для убедительности похлопав ресничками. – У нас в деревне отродясь про енту породу слыхать не слыхивали… Про Армагеддон батюшка в церкви сказывал, иных донов мы знать не знаем, ведать не ведаем.

– Ладно! – с силой прихлопнул по столу надзиратель. – Вижу, добром у нас с тобой не сладится. Отвезу в участок, посидишь ночь в раздумьях, утречком передадим тебя в городскую управу. Статья тяжкая, не по нашей части будет… Ну, а если образумишься, иль контингент наш не нраву придется, то милости просим на допрос – душу облегчишь признанием чистосердечным, глядишь, и мы придумаем в чем посодействовать.