Будь проклята Атлантида!

Оглавление

Поднявшись, тот, кого назвали Принесшим огонь, оказался на голову ниже ибров. Их волнистые, собранные в рожки над ушами волосы казались светлыми в сравнении со смоляными волосами атланта, откинутыми с высокого лба.

На другом берегу озера, среди пышно разросшихся кустов шиповника, темнели закопченные отверстия пещер. Возле них сидели женщины, возились ребятишки. От озера поднималось несколько мужчин, неся на палках крупных рыб.

Промеат в сопровождении неразлучного Ыма и ибров подошел к пещере, перед которой на траве сидели несколько десятков местных горцев и жителей побережья — яптов, в прошлом их злейших врагов. Среди собравшихся были трое атлантов. Невысокий, немного сутулый Инад, знаток лекарств и болезней, с редкими волосами над бугристым лбом, беседовал с длиннолицым тощим Ситтаром, изучившим чуть ли не все языки восточных племен, о названиях целебных трав. Их слушал Зогд, бывший моряк, высокий, широкоплечий, с длинными крепкими ногами. Губы Зогда то и дело вздрагивали от смеха, но торчавший вперед подбородок предостерегал от легкого отношения к этому весельчаку.

Инад с двумя яптами недавно вернулся с побережья. Разведчики прошли всю землю яптов до океана. Они рассказали, что страна еще не оправилась после карательного похода Тифона. Общины охвачены страхом, во многих почти не осталось мужчин, объявлены строгие кары тем, кто вспомнит Промеата, станет опускать зерна в землю, устраивать запруды или (самое страшное) выплавлять бронзу. От Хиаба из Атлантиды тоже приходили невеселые вести.

После приветствий и недолгого разговора о делах горного гнезда Ибров Промеат поднялся и сказал, что его, как, наверное, и остальных, очень тревожит происходящее.

— Дело добра едва дышит, — заключил он. — Вы, которые поверили мне и пошли следом, скажите: что делать дальше?

— Этой долины никогда не достигнут враги, — сказала рослая горянка. — Живи здесь, обучай нас, как быть сытыми и дружными.

— А вокруг пусть веселится зло? Мало же ты поняла из моих слов, если хочешь счастья только своему роду.

— Мы можем пойти с вестью добра и знания к другим родам ибров, — предложил Инад, — и за хребет, к Поедающим красного червя.

— Может быть, даже Мохнатые у Ледяной Стены примут братство? — сказала яптянка, кивнув на дремлющего Ыма.

— А потом придут атланты и одним ударом погубят все начатое! — возразил Промеат. — Много ли есть неприступных мест вроде нашего!

— А если племенам покинуть земли предков и уйти к Ледяной Стене, куда не заходят люди Хро-ана? — спросил один из яптов.

— Подыхать с голода! — идея явно пришлась не по душе ибрам.

— Я сыт бегством! — оскалился Зогд. — Два года мы зайцами скакали по земле яптов, йотом забились сюда… Даже детям надоедает одна и та же игра.

— Так что же делать?

— Точить копья! Защищать каждую скалу!

— Про копья — верно, — сказал Промеат, поднимаясь, — но я думаю, если мы хотим выжить, надо не защищаться, а нападать! Все вы слышали о Сев-зе. Он отбросил атлантское презрение к другим племенам. Он освободил рабов Тара и Гефеса и сумел объединить в своем войске людей разной крови. Давайте предложим ему союз. Если с его мечом соединить наши знания и учение о братстве, Срединная выпустит из когтей людей Окруженного моря.

— Я пойду к Севзу! — вскочил Зогд. — Вот только где искать его, учитель? Слухи о нем так противоречивы.

— Я рад, что ты вызвался, — сказал Промеат и обнял ученика. — А идти надо в Умизан. Там сходится много троп, и торговцы знают новости отовсюду.

Ночь заполнила котловину тьмой и стужей с ближних ледников. Ибры спали в пещерах, видя во сне победные битвы и другие приятные вещи. Один Промеат ворочался на бараньих шкурах. Рядом, растянувшись на голом камне, спал Ым из племени Волосатых. Он не боялся холода и не любил постелей. Сутулый, со скошенным лбом и выпяченными зубами — человек или животное? Промеат получил его детенышем у Поедающих красного червя за кусок яркой ткани. До этого никому не удавалось познакомиться с волосатыми. Они не сдавались в плен; если же с помощью хитроумных ловушек удавалось поймать нескольких, отказывались от пищи и быстро погибали. Ыма охотники нашли под телом матери, убитой шерстистым носорогом. Мохнатый очень привязался к Промеату, но говорил только три десятка слов, не терпел одежды, не сумел научиться многим простым навыкам.

Была какая-то невидимая стена, и все, что за ней, оказывалось недоступно Ыму. Однако Промеат заметил: среди льда и скал мохнатый был увереннее и жизнеспособнее даже горцев-ибров, не говоря об атлантах. Ым взбирался по непроходимым кручам, находил пищу, где ее, казалось, не может быть…

Промеат замечал у многих лелегов — соседей мохнатого племени — густые волосы на теле, большие надбровья, выступающие клыки. Может быть, мохнатые медленно сольются с людьми, растворятся почти бесследно, как окрашенный глиной ручей в большой реке?.. Но если ледяные потоки дальше будут двигаться на теплые земли, то, может быть, наоборот, стойкие к холоду мохнатые вберут остатки людей и расселятся по скованной стужей земле? Извилистые пути разных народов давно волновали Промеата.

Много лет назад, когда он был служителем Древа знаний, ему довелось заниматься описанием земель к северу от Анжиера. То с отрядом воинов, то с единственным дикарем-проводником обходил он области, населенные яптами. Тогда он увидел, насколько несправедливо высокомерие атлантов по отношению к племенам востока.

Промеата удивляли честность, бескорыстие дикарей, забота каждого о делах племени. Матерей слушались не из страха, а доверяя их мудрости. И доля старейшин в благах была не выше, чем у любого. Когда приходило время платить дань, бросали жребий, и те, кому выпала беда, шли в рабство, чтобы враг не губил племя. Невольно просилось сравнение с жизнью в Атлантиде, где каждый норовил урвать больше для себя, радовался беде соседа…