Будь проклята Атлантида!

Оглавление

Сперва Ор вспоминал то, что уже никогда не вернется: сильные и добрые руки матери, неистовую смелость Чаза — Дырявые Щеки, пронзительный ум Феруса, Промеата, окруженного хохочущей толпой. Потом чаще стал думать об Илле и дочке, Куропатках, Паланте, блуждающем где-то в океане. Нет, жизнь не умерла с Промеатом и не стала бесцельной.

На пятый день после казни Севз созвал вождей. Все были угрюмы, не смотрели друг другу в глаза. Ободряя соратников, Севз сказал искусную речь. Нет, он не поносил Промеата, а воздал мертвому хвалу. Ведь тот уговорил племена отложить распри, подготовил бунт на Канале. Славные дела! Но бывает ведь, что в сильного, хорошего охотника — а то и вождя! — вселяется злой дух? Все знают — бывает! Так и с Промеатом: после добрых деяний злобный дух овладел им и заставил кончать гнусную канаву, подделать жребии, стравить ибров с оолами.

Вздымая взор к небесам, Севз, как истинный вождь, успевал краем глаза оглядывать соратников. Не похоже, чтобы речь сильно ободрила их. Хамма уставилась в пол, задумчиво поглаживая бедро. Эсти-пог что-то считал на пальцах — дни до возвращения кораблей? Пстал косился недоверчиво: зачем большая куча слов? Чтобы получше зарыть обман? Даже Гех-ра слушала своего мощного охотника без должного восхищения.

Покончив с оправданиями, Севз заговорил о будущем. Им всем надо держаться заодно! Вернувшись в свои земли, они создадут могучий союз, которому не будут страшны…

— Добраться бы до этих земель! — сказала Хамма, не подняв глаз. — Инад не эахочет нас везти.

— Ха! Неужто мы не сумеем захватить корабли! А этих, на пристани, чтобы не предупредили, свяжем и уведем подальше.

— Я обещал ибрам, что их не тронут, — заросшее лицо Чурмата высунулось из-за плеча Гехры.

— Не тронут, если… — начал Севз.

— Вы не о том спорите! — прервала Хамма. — Пусть мы переплывем океан, а потом? Либам идти через землю коттов, а остальным — мимо яптов и гиев.

— Айя! Оолов всех убьют! — опять необычайно быстро сообразил Пстал. Слезы побежали по его покрытым белесыми волосами щекам. Гехра молча содрогнулась, представив горящее гневом лицо своей гийской сестры.

— Вы вожди или хворые дети? — вспылил Севз. — Если они поднимут копье, тем лучше! Мы одолеем их и возьмем власть над всеми землями!

— Люди на двадцать лет сыты войной, — пробормотал Эстипог.

— На дважды двадцать! — поправила Хамма.

— Но…

— Помолчи! — крикнула Мать либов. — Битвы кончились, а ты все лезешь и лезешь учить матерей! И почему здесь, на совете сидят Эстипог и Пстал, а нету матерей пеласгов и оолов? Винил Приносящего, а сам хочешь перенять главную атлантскую гнусность — мужскую власть? Не выйдет! — Хамма перевела дыхание после непривычно долгой речи.

— Хорошо сказала, сестра! — хлопнула в ладоши Гехра.

Севз молчал, не находя ответа на давно ожидаемый и все же пришедший неожиданно отпор матерей.

— Вы как знаете, — поднялась Хамма, — а я иду виниться. Надо будет — на нож лягу. На других либах нет крови Приносящего!

— Я тоже! — вскочил Эстипог. — Пустая раковина! — Он зло хватил себя по лбу. — Сравнил быка с коршунами!

— Струсили! — сказал Севз, когда полог упал за ушедшими. — Ничего, обойдемся без них.

Пстал не ответил. После двух неожиданных озарений он вновь стал тугодумом: морщась от усилий, ворочал в голове камни мыслей, раскладывал так и сяк. Потом вдруг вскочил и пошел к выходу.

— Тоже виниться пошел? — окликнул его Севз.

— Зачем болтаешь? Кто меня простит! — махнул рукой Пстал.

— Так куда же ты? — Севз шагнул следом.

— Не тронь! — бешено крикнул Пстал. — Один раз оол дурак, два раза оол дурак. Хватит! — и отшвырнул рукой занавес.

— Не горюй! — Гехра положила руку на плечо мужа. — Не дам тебя в обиду. Поеду думать с борей-скими матерями, как уладить дело миром.

— Меня не зовешь даже! — возмутился Севз.

Со смертью Промеата и Майи что-то сломалось в нем самом, в воинах, в вождях племен.

Что же случилось? Ведь он — Бог, посланный истребить атлантскую скверну, вернуть людям честный закон, по которому сильные сильнее слабых. Разве не за это он бился с одержимым злым безумством Промеатом? Почему же и люди и боги отступились от него? Правда, он нарушил клятву — звать людей, но не толкать копьями… Но что значит клятва, данная Богом простому смертному!

Нет! Просто еще одно испытание. Надо ждать! Как в дни, когда он рыскал вокруг Тарра, пытаясь пробраться к пленным вождям. Как в те семь лет, что провел в исхлестанной шкуре раба по кличке Бык. И теперь — выждать, когда Инад, взвыв от горя, кинется мстить, когда Гезд метнет копье в Гехру и Айд плюнет в лицо Хамме. Тогда он еще покажет им всем!

В середине дня над гаванью раздались тревожные крики ибров. Все, кто мог носить оружие, бросились к стене. Но тревога оказалась напрасной. Всего горсть либов и пеласгов приблизилась к воротам. Впереди хромала Хамма и выступал Эстипог. Инад вышел к ним, не пустив во двор. Молча, с отсутствующим видом выслушал несвязные оправдания и сожаления. Потом, смерив брезгливым взглядом, сказал, цедя слова:

— Ничего, если нога кривая, хуже, когда ум хромой. Ладно, если тело заплыло жиром, неладно — если душа. Нет у меня к вам ни доброты, ни доверия. Людей ваших жалко. Идите, скажите им: Приносящий свет не велел мстить. Скажите — все вернутся домой. Уходите быстрее. Смотреть на вас — глазам обида!

Они повернулись и пошли: либийка, хромая сильнее обычного, пеласг — втянув голову в плечи, как при холодном ветре.