|
Оценить:
|
Экспериментальный полет
3
— После того, как закроешь меня, начинай программу подхода. В случае, если со мной что-нибудь… Курс на Землю.
— Принято, командир. Вы зря волнуетесь, командир…
Ох уж этот сладостный распутный голос! Так и хочется верить.
Улегшись поудобнее, Николай закрыл глаза. Впервые впустил в кабину усыпляющий газ.
«И все-таки так легче, — мелькнуло в начавшем отключаться мозгу. — Вот так, когда знаешь, что шанс проснуться все-таки есть».
«Даже если шансов будет один на миллиард…» — это был уже какой-то другой, сочный голос, голос из его далекого детства…
Глава 2
…Он лежит на чем-то очень огромном и круглом, пытаясь изо всех сил обнять это что-то своими маленькими ручонками. Не получается. Зато сверху его поддерживает нечто очень надежное и крепкое. И потому не страшно. И даже радостно. Радостно от того, что весь мир мельтешит перед глазами. От того, что все вокруг переворачивается и скачет.
Вот над головой возникает расчерченный квадратами и осыпанный лампочками-звездочками потолок, а ноги касаются чего-то твердого. Но буквально через мгновение все вертится и крутится и вот перед глазами уже пол, а лоб щекотно упирается прямо в его ворсовое покрытие. Потом вбок. Влево-вправо. И опять назад.
Он слышит заливистый смех. Это смеется он сам. И огромная дружелюбная тень, склонившаяся прямо над ним. Это она заставляет весь мир вертеться. И это она делает так, что весело.
А потом еще какой-то улыбающийся ребенок, смотрящий на него сквозь огромное сверкающее стекло. Сидит на руках у своего хранителя и в приветливо машет ладошкой.
И голос:
— Вот видишь, никогда ничего не надо бояться. Смотри какой ты красивый, когда улыбаешься. Ты ж у меня счастливчик, тебе обязательно повезет, даже если шансов будет один на миллиард, — такой глубокий приятный голос. Голос, которому хочется верить…
Он не помнил облика своего отца. Тот погиб, когда Николаю не исполнилось и пяти лет. Если только по фотографиям, но в семье их было крайне мало. Бойо-старший не любил фотографироваться. А потому папа так навсегда и остался для сына тем самым размытым пятном, таким большим, теплым, с которым всегда очень весело и очень-очень безопасно.
Затем уже, будучи зрелым юношей, он как-то в пылу откровения расскажет матери об этих своих воспоминаниях. Об огромном шаре, о пластиковых и плюшевых игрушках, которые их тогда окружали. Просто хотелось знать, откуда это и когда это было. Мать сначала отшучивалась, но потом вдруг стала какой-то серьезно-озабоченной. Все выспрашивала, какие точно там были игрушки, да какого цвета был потолок, стены.
— Этого не может быть… — наконец со вздохом сказала она. — Это гипермаркет, мы ходили туда, чтобы купить подарков к Новому Году. Мы тогда купили тебе огромный поезд, там были паровозик и вагончики. Помнишь?
— Нет. Ну а кто, кто был тогда со мной? Отец?
— Конечно отец, кто ж еще? Это была детская площадка, ты очень устал и… — мать прервалась и еще раз внимательно посмотрела на сына. — Неужели ты это помнишь? В то время тебе было всего-то годика полтора…
— Я это помню, — и он помнил! Пусть не лицо, но то прекрасное ощущение доброты и заботы, которое нес с собой его отец.
Далее шел огромный провал. В памяти сохранились лишь какие-то обрывки и даже не сцен, а так, нарезки из слайд-шоу. Огромное дерево, река, мальчишка с девчонкой, гладящие собаку…
И следующее воспоминание о детстве относилось уже к тому времени, когда Николай заканчивал третий класс школы. Неприятное воспоминание.
Тогда, чтобы хоть как-то отвадить детей от засилья расплодившихся компьютерных онлайн игрушек, родители соседних домов купили интересные наборы для дворовой игры «Космический воин». Этакий комбинезон, изображавший защитный скафандр космонавта и похожее на настоящее, только выполненное в более мелком масштабе, оружие — винтовку-аннигилятор и лазерный пистолет. Стреляя небольшими порциями света те издавали звуки, почти похожие на всамделишные, и даже требовали постоянной перезарядки. Но главное крылось именно в скафандре, вернее, во взаимодействии скафандра и оружия.
В случае попадания луча на комбинезон, та часть его, которая подверглась атаке, моментально становилась жесткой, сковывая движения. Переставала подчиняться рука или нога, при попадании в живот игрока скрючивало, ну а луч в голову приносил почти реальную смерть — костюм деревенел весь, не оставляя никаких шансов. Говорят, эту штуку впервые применили в настоящей армии. Для тренировок десантных войск. Потом в нее играли взрослые, даже проводились специальные турниры, и вот наконец выпустили специальные наборы для детей «возраста от».
Это было весело. Это было не то что ты со своими товарищами, щедро разбрасывая вокруг себя огненные шары, со сверкающим мечом в одной руке и булавой в другой продираешься сквозь полчища нарисованных монстров-мутантов. Или совершая немыслимые прыжки с крышу на крышу сражаешься с какими-то ребятами (а, может быть, и девчонками) только потому, что их группировка вызвала вас на бой.
Нет, это было совсем другое. Настоящее. Где долгий бег вызывал реальное изнеможение, где в конце концов побеждал не тот, кто успевал раньше кликнуть по мышке или джойстику, а тот, у кого оставалось больше сил на последний рывок или тот, у кого от усталости меньше плясало в руках оружие.
Мальчишек было трудно прогнать со двора. Битва за битвой, дом на дом, двор на двор. Кто сильнее, отчаяннее, точнее.
И вот тот самый день. Генеральное сражение. Финал. Николай, которого ребята с самого начала оставили в засаде, один против троих с соседского двора. И ничего, что нападавшие еле шевелили ногами, их было трое и на любой Колькин выстрел в ответ прилетело бы как минимум два. И застывшие, но полные надежды друзья, которых нельзя подвести.
