Выбери любимый жанр

Оценить:

Лицо в темноте

Оглавление

132

— Эмма! Я сейчас утону здесь!

— Майкл?

Телефонный аппарат выпал у нее из рук. Уронив и кочергу, она бросилась к двери, но замок не подчинялся ее дрожащим пальцам. Когда дверь наконец распахнулась и Эмма обняла ругающегося Майкла, она уже смеялась.

— Извини, я не понял шутки.

— Нет, это ты извини. Просто я… — Она заметила в его глазах нечто такое, чего не видела прежде. Отчаяние.

— Дай, я помогу тебе. Ты насквозь промок. — Эмма стянула с него куртку. — У меня есть чай. Жаль, я не подумала о коньяке, но, возможно, осталась бутылка виски.

Подтолкнув Майкла к огню, она пошла на кухню и вернулась с чашкой. Майкл стоял на том же самом месте, глядя в огонь.

— Это замечательный индийский чай с большой долей ирландского.

— Спасибо. — Майкл пригубил, сморщился и выпил до дна.

— Тебе нужно снять мокрую одежду.

— Сейчас.

Эмма хотела еще что-то сказать, но передумала и тихо ушла наверх. Вернувшись, она взяла Майкла за руку:

— Идем. Я приготовила тебе ванну.

— С пеной?

— Все, что пожелаешь. Иди, — махнула она на дверь. — Успокойся, а я приготовлю тебе еще чаю.

— На этот раз сделай его чисто ирландским. На два пальца и без льда, — сказал Майкл, бросая на пол мокрую рубашку.

Эмма смущенно ждала, когда он снимет джинсы. Пора ей отказаться от страха по поводу каждой бутылки. Не все, кто хочет выпить, желают напиться.

Когда Эмма вернулась со стаканом, шум воды в ванной прекратился. Она остановилась у двери, чувствуя себя идиоткой, затем поставила стакан на столик у кровати. Несмотря на интимную близость с Майклом, она не могла представить, как войдет в ванную, когда он моется. Сев на подоконник, она ждала и глядела на дождь.

Майкл вышел, обернув бедра полотенцем. Он был таким же напряженным и с тем же отчаянием на лице.

— Я приготовила ужин, — быстро сказала Эмма. Он кивнул, но взял только стакан. — Почему ты не ешь?

— Я могу подождать.

Ей хотелось подойти к нему, взять за руку, разгладить моршины на лбу. Но Майкл хмуро уставился в стакан, как будто ее вообще не существовало. Тогда она пошла в ванную, чтобы развесить мокрую одежду и полотенца.

— Ты не обязана убирать за мной. — В его голосе слышалась ярость. — Мне не требуется нянька.

— Я только…

— Это Латимер хотел, чтобы ему прислуживали. Я другой человек.

— Отлично. — Эмма гневно бросила рубашку Майкла на пол. — Тогда сам убери ее, не всем нравится жить в хлеву.

Майкл швырнул рубашку в таз и резко повернулся к Эмме, злясь на нее, на себя, на все вокруг.

— Не смотри на меня так! — крикнул он. — Никогда не смотри на меня так. Я могу перешибить тебя одним пальцем.

Эмма попыталась сдержать злобу, обжигающую ей язык, но слова хлынули потоком:

— Я не боюсь. Никто больше не ударит меня безнаказанно. Я по горло сыта ролью жертвы. Если ты хочешь злиться на меня, валяй. Желаешь драться, ради бога, только мне хотелось бы знать, из-за чего. Если потому, что я не делаю того, что ты хочешь, не являюсь тем, кем ты хочешь меня видеть, не говорю того, что ты хочешь услышать, тогда я буду молчать. Но криком ты меня не изменишь.

Майкл поднял руку. Не пытаясь ударить или схватить Эмму, а прося успокоиться. Этой почти неуловимой разницы хватило, чтобы Эмма сдержала новую вспышку гнева.

— Ты здесь ни при чем, — тихо сказал он. — Извини. Мне не следовало приходить сюда. — Он взглянул на свою мокрую одежду. — Можно засунуть это в сушилку или еще куда-нибудь. Я оденусь и уйду отсюда ко всем чертям.

«Опять, — подумала Эмма. — Не просто злость, а глубокое темное отчаяние».

— В чем дело, Майкл?

— Я же сказал, ты здесь ни при чем.

— Давай сядем.

— Не надо, Эмма.

Майкл вернулся в спальню. Нет, виски ему не поможет.

— О, понимаю. Ты хочешь стать частью моей жизни, но я не должна становиться частью твоей.

— Только не частью этой жизни.

— Ты не можешь расчленить ее на части и сложить из них разные кучки. — Эмма прикоснулась к его руке. До этого момента она даже не представляла себе, насколько сильно любит его. — Расскажи мне все, Майкл. Пожалуйста.

— Дети, — пробормотал он. — Господи, совсем малыши. Он просто зашел на игровую площадку во время перемены и дал себе волю.

Добравшись до кровати, Майкл сел и закрыл ладонями глаза. Он видел это словно наяву, ужасался мысли, что так будет всегда.

Пораженная, Эмма села рядом с ним, поглаживая его по плечу, чтобы снять напряжение натянутых мышц.

— Не понимаю.

— И я тоже. Мы узнали, кто он. Псих. Всю жизнь лечился. Даже ходил в эту же школу, в первый и второй класс, пока его не забрали в психушку. Выяснили мы и все остальное, только какой от этого прок?

— Кто? О ком ты говоришь?

— Просто неудачник. Больной жалкий неудачник, раздобывший автоматический пистолет сорок пятого калибра.

— О господи! — поняла Эмма.

— Он подъехал к школе. Зашел на площадку. Дети играли в мяч, прыгали со скакалкой. Дождя еще не было. Он начал стрелять. Шесть малышей убиты. Двадцать в больнице, не все выпишутся оттуда.

— О, Майкл! — Она прижалась щекой к его щеке.

— А потом спокойно ушел. Когда приехала полиция, его там уже не было. Мы с Маккарти…

Но он не мог описать это, только не Эмме. Он не мог описать это даже себе.

— Мы нашли его машину в двух кварталах от школы. Он был рядом, завтракал в парке. Просто сидел на скамейке в чертовом парке и ел под дождем бутерброд. Даже не потрудился убежать, когда мы подъехали. Взял пистолет и сунул дуло в рот. Так что мы никогда не узнаем почему.

— Как печально. — Эмма не нашла других слов.

— От нас должно что-то зависеть. Шесть малышей убиты, а мы ничего не смогли сделать, ничего не сможем исправить. Остается только убедить себя, что невозможно было ничего сделать.