Моя строптивая леди

Оглавление

Так или иначе жизнь свела его и прекрасную даму в беде, но дама эта была отнюдь не кроткая Верити. Это была сердитая, неуживчивая, ни на кого не похожая Чарлз.

Глава 3

Когда на другое утро няня на цыпочках вошла на кухню с собранными в курятнике свежими яйцами, то разбудила Сина.

— Милорд, вам совсем ни к чему подниматься так рано! — смутилась старушка, однако он уже выбирался из постели.

То, как сильно он успел отвыкнуть от лишений, стало неприятным откровением этого утра. Бывало, Сину приходилось проводить ночь на полу, прямо в походном плаще, а с первыми лучами солнца идти в бой. Он просыпался тогда бодрым и свежим, теперь же ныла каждая косточка, голова была тяжелой, отчаянно хотелось принять горячую ванну и переодеться. Син рассудил, что ему нужно поскорее вернуться в строй.

— Можно взять немного теплой воды для бритья?

Няня охотно предоставила требуемое, и он побрился, как мог, перед треснувшим зеркальцем на стене, радуясь тому, что его щетина не слишком груба. Он не привык бриться сам — это была обязанность Джерома, даже в армии. Надо сказать, общество старого камердинера было единственной уступкой требованиям маркиза Родгара. Син неизменно дослуживался до очередного звания, а не покупал его, как многие другие. Будь воля брата, тот купил бы ему и полк, не понимая, что в заслуженном продвижении вверх есть куда большая прелесть. Сину нравилось обходиться без чужой помощи.

Во всем, кроме бритья.

Он сделал сам себе гримасу в зеркале. Если бы не проклятая лихорадка! Он пытался перенести ее на ногах, пытался остаться в строю, но день ото дня становился все слабее, пока наконец не слег в бреду. С той минуты воспоминания его были обрывочными: чьи-то неумелые заботы, походный лазарет, корабельный трюм, где он мечтал о смерти… и вдруг — словно небеса обетованные — Родгар-Эбби с высокими расписными потолками и забота близких: Родгара, Бренда, Брайта и перепуганной, заплаканной сестры-двойняшки Элфлед. Он был слаб, как младенец, и считал, что уже не жилец, а потому отдался в любящие руки семьи, заново наслаждаясь знакомыми звуками, запахами, видом дорогих лиц.

Однако по мере выздоровления Син начал все больше досадовать на чрезмерную заботу братьев и сестер. Трудно сказать, что у них считалось хорошим здоровьем, но простому смертному было невозможно достигнуть столь совершенного состояния. Они начали поговаривать о выходе в отставку и о другом, менее опасном занятии.

Ну уж нет! Одна мысль об этом раздражала так, что рука дрогнула и на подбородке появилась царапина. С приглушенным проклятием Син схватился за носовой платок. Промокнув кровь, он заставил себя сосредоточиться, так что обошлось без дальнейших неприятностей. Когда с бритьем было покончено и Син отвернулся от зеркала, прижимая платок к царапине, в кухню как раз входила Чарлз. Взгляды их встретились, она быстро опустила глаза, потом намеренно медленно подняла снова.

— У милорда по утрам трясутся руки?

— Если бреет камердинер, трудно набраться опыта. А вам, мой юный друг, можно позавидовать — это скучное занятие еще не стало вашей ежедневной необходимостью. Хотелось бы мне жить во времена окладистых бород!

Син отбросил платок, весь в пятнышках крови, и склонился над саквояжем в поисках чистой рубашки. Найдя, он сбросил свою и с хрустом потянулся, не поворачиваясь, но краем глаза наблюдая за Чарлз. Она снова покраснела и, судя по всему, была рассержена тем, что постоянно себя выдает. Чтобы отвлечься, она взялась резать хлеб. Куски выходили кривыми — ее мысли были далеко, да она и не привыкла управляться с кухонным ножом.

Обнаружив, что может наблюдать за ней в зеркальце, Син сделал вид, что пристально рассматривает царапину на подбородке. Он все еще был полураздет. Заметив, что девушка украдкой следит за ним, он расправил плечи и потянулся вторично. Это уже не было поддразнивание — он всерьез распускал хвост, как какой-нибудь павлин.

Этот маленький спектакль имел успех: Чарлз забыла про хлеб и во все глаза смотрела на Сина. Хорошо бы пустить в ход тяжелую артиллерию, подумал он. На груди у него был интригующий шрам, ни одна женщина не оставалась к нему равнодушной. Рана была пустяковая, а след остался внушительный, к большому удовлетворению Сина. Не будь рядом няни… Но она суетилась у плиты, и момент был неподходящий.

Переодевшись, он повернулся. Чарлз склонялась над столом, намазывая кривые ломти маслом.

— Как мило с вашей стороны помогать по хозяйству, — сказал Син, вставляя запонки в кружевные манжеты. — Большинство молодых людей находит это унизительным.

Девушка помедлила, потом руки ее снова задвигались.

— Большинство молодых людей — болваны!

Надо сказать, руки у нее были вполне женственные и лишь с натяжкой могли сойти за юношеские. Было разумно с ее стороны надевать в долгую дорогу перчатки.

— Вполне с вами согласен. Надеюсь, здесь есть уборная?

Она бросила настороженный взгляд, очевидно, ожидая подвоха. Да, это была самая недоверчивая женщина, какую ему только приходилось встречать. Получив объяснение, он вышел, а когда вернулся, Верити уже присоединилась к остальным с младенцем на руках. По кухне плыл аромат яичницы с беконом, старушка стояла у плиты, а Чарлз — чуть поодаль, с таким видом, словно ей нечем себя занять. Син подумал, что обычно она помогает няне, но на сей раз решила выдержать роль молодого бездельника. Это давалось ей нелегко.

После двух дней, проведенных у сестры Хильды, Син имел кое-какой опыт обращения с младенцами и теперь подошел посмотреть на маленького Уильяма. Зная, что для матери это источник гордости и счастья, он осыпал его комплиментами, мимоходом отметив, что по виду малыш приходится ровесником его племяннику.